Родные и знакомые

Здесь, на открытом месте, дорога была сухая. Хибатулла поддёрнул вожжи, лошадь пошла быстрее.

Вскоре с возвышенности, на которой путники обычно делают остановку, открылась знакомая Сунагату и Хабибулле картина. Вдали в сизой дымке по склону горы, по берегам перепруженной речки рассыпаны дома заводского посёлка. На зеркале пруда зелёными пятнами выступают камышовые заросли; у самого пруда в куще деревьев белеет церковь, неподалёку от неё — несколько каменных домов, к ним примыкают кирпичные строения с широкими окнами и плоскими, крытыми железом крышами — заводские корпуса. Окутанные дымом и пылью, они еле видны. Корпуса эти поставлены как попало, вкось-вкривь, их словно бы в беспорядке стянула к себе длинная нацеленная в небо труба. Рядом с главной трубой торчат несколько кирпичных и металлических труб пониже. В некотором отдалении от завода — рощица. Там среди сосен и елей в большом белом доме с высоким чердаком живёт управляющий…

Старики рассказывают, что когда-то на этом заводе выплавляли медь. Руду возили издалека, из-под Воскресенска, но было это, видать, накладно, поэтому от меди здесь давно уже отказались. Стали варить стекло, и потянулись на завод со всех сторон люди, искавшие заработка… Вот и Сунагата сейчас манит завод обещанием этого самого заработка.

«Заработок, заработок… — думает Сунагат. — Кипит он вместе со стеклом в огромной печи. Коль хочешь добыть его, бери трубку и иди в пекло».

Сунагату уже хорошо знакома работа у печи. Подхватываешь концом металлической трубки красное, вязкое, как смола, расплавленное стекло и, обливаясь потом, дуешь в трубку что есть мочи. Тут нужна не только сила, но и ловкость. Если по неосторожности заденешь горячей холявой что-нибудь, либо её, уже немного остуженную, неловко поставишь на пол, — труд твой идёт насмарку: стекло не просто трескается, а рассыпается вдрызг. Снова набираешь на конец трубки стеклянную массу, снова дуешь. И так всю жизнь, Надрываешь лёгкие, пока не наживёшь чахотку. А там уж остаётся только лежать, исходя кашлем. За кашель никто денег не платит. Но очень скоро он сам по себе прекратится: полежишь, полежишь и протянешь ноги…

Всё это мелькнуло в сознании Сунагата, когда с высоты открылся вид на посёлок. «Тяжёлая всё-таки у нас работа», — сделал он вывод. Однако желания скорее попасть на завод в нём не убавилось, потому что завод теперь представлялся перевалом, за которым его ждала Фатима. Сунагат готов был крушить камни, рассекать горы, чтобы пробиться к своему счастью.

Он снова задумался о своей работе. Однажды Бем-бем, коверкая русские слова, рассказывал местным мастерам, что у них в Австро-Венгрии, в Моравской области, холяв уже не выдувают, а получают листовое стекло с помощью машины; машина сразу превращает стеклянную массу в тонкую полосу, которую остаётся только разрезать на листы.

«Почему бы и у нас не поставить такую машину, чем мучить людей? — размышлял Сунагат. — Бем-бем, наверное, сумел бы сделать, ведь своими глазами видел ту машину. Не поймёшь, то ли управляющему денег жалко, то ли ума у него не хватает…»

3

В Ташбаткане опять новость: пришла казённая бумага с вызовом Ахмади и Вагапа в суд.

До этого ходили слухи, что хальфа [74] Мухаррям по просьбе Вагапа написал заявление судье, но Ахмади пропустил их мимо ушей. А теперь вот принёс десятский повестку, и кровь ударила в голову Ахмади. Он не испугался, нет, а был глубоко уязвлён тем, что его, подрядчика, известного всей округе, притянул к суду распоследний бедняк Вагап. Ахмади, имей он такую возможность, тут же растерзал бы этого голодранца, но внешне старался выглядеть невозмутимым, и лишь после того, как ушёл десятский, дал волю своим чувствам.

— Ладно, поедем, посмотрим, — сказал он сам себе. — Вагап, видите ли, хочет разбогатеть на тяжбе со мной. Нашёлся, видите ли, закон ник, муж безупречный!..

Решив ехать на суд со своими свидетелями, Ахмади накануне поездки пригласил к себе на ужин Байгильде с Исмагилом. За угощеньем растолковал им, как держать себя на суде, что говорить.

Утром Факиха позвала готовившегося к отъезду мужа домой, сунула ему в руку тряпицу с завёрнутой в неё горсткой земли, шепнула:

— Посыплешь на пол, когда те начнут говорить, чтоб связать им языки.

Это была земля, заговорённая бабкой Хадией, которая слыла колдуньей. Ахмади положил свёрточек в карман, хотя и не очень поверил, что силою колдовства можно связать языки. Он решил прихватить с собой и более верное средство — кадочку сливочного масла для судьи. Ахмади знает: с несмазанной сковороды блин не снимешь. Он был знаком с судьёй, однажды решал в суде торговый спор, поэтому уверен, что и на этот раз добьётся решения в свою пользу. В крайнем случае судья просто предложит Вагапу помириться. Только надо заранее повидаться со служителем закона, договориться обо всём.