На следующее утро Усман-бай зазвал к себе Мырзахана, решив послать его на предварительные переговоры: для такого дела у него, как говорится, крылья всегда врастопырку и хвост торчком, человек он дошлый, острослов и балагур, к тому же водится с Ахмади.
Мырзахан принял поручение охотно, поскольку всякого рода посредничество стало его ремеслом. Расторопности ему не занимать: одна нога — здесь, другая — там…
Вечером, когда сгустились сумерки, Мырзахан отправился на переговоры. Фатима заметила, как он торопливо подошёл к их дому и прошёл в горницу. В руке у Мырзахана — посох, одна штанина заправлена в шерстяные носки, другая — выпущена. Так ходят сватать. «По мою голову!»— сразу догадалась девушка. Её бросило в жар и тут же — в холод.
Войти в горницу она не осмелилась, да ей, пожалуй, и не разрешили бы — там, задёрнув занавески, при свете лампы Мырзахан, Ахмади, и Факиха сели пить чай.
Фатима вышла во двор, прокралась вдоль забора к окну горницы, чтобы подслушать разговор родителей с поздним гостем. Но звучал он так, будто говорили, сунув головы в бочку, — слова сливались в непонятное бормотание, изредка прерываемое смехом. Смех убедил её в правильности догадки и привёл в отчаянье: «Всё… пропала моя головушка!»
Она не стала больше вслушиваться, выбралась, хватаясь за забор, обратно, прошла в другую половину дома и накинула на дверь крючок.
«Сговорились… сговорились… — стучала в висках кровь. — Кабы не сговорились — не смеялись бы…»
Она присела к окошку и долго сидела так, ничего не видя, трудно дыша.
За окном темно, о стёкла бьётся ветер, надрывая душу противным воем. Рядом безмятежно спит сестрёнка, а Фатиме и одиноко, и горько, и жутко.
«Сунагат… Сунагат… Почему не пришёл, почему?..»
Летние встречи с ним всплывают в памяти Фатимы смутными виденьями. Въявь ли это было, не приснилось ли? Нет, нет, не приснилось: Фатима помнит всё, что он говорил, и его взгляд, и улыбку, и его волненье, и как стучало его сердце тогда, когда он обещал вернуться.
«Почему он не вернулся? А может быть, он сейчас как раз в пути, идёт за мной? Даже завтра ещё не поздно… У меня всё наготове. Долго ли достать из сундука узелок! И через горы, через лес — не догнали бы нас и не скоро нашли. А потом никто уже не смог бы разлучить нас. Сунагат! Нет, чувствую — не придёт. Что делать, что мне делать?.. Не вини меня, Сунагат. Я по-прежнему люблю тебя и буду любить вечно. Но ты не пришёл, ты сам виноват. Моя обида так велика, но я всё равно люблю тебя! Ах, как болит сердце!..»
Фатима заплакала, уронив голову на подоконник. Старалась плакать молча, чтобы не услышала, не проснулась сестрёнка, но комок, подступивший к горлу, мучил её, и порой она уже не могла сдержать рыданья.
От слёз как будто стало немного легче на душе. Фатима прилегла рядом с сестрёнкой, попыталась заснуть, но сон не шёл. В голове роились всё те же мысли. «Сунагат… Сунагат… Почему не пришёл?.. И завтра ещё не поздно…. Успеем… Сегодня посватались, так ведь не завтра же свадьба. Наверно, с неделю ещё пройдёт…»
За печью завёл нудную свою песню сверчок. Фатиме, одолеваемой горькими мыслями, стало невыносимо тягостно. Казалось, тьма давила, девушка металась в постели, стараясь сбросить с себя эту тяжесть.
Снаружи подёргали дверь, послышался голос матери:
— Фатима! Переляг в горницу. Багау позвал нас на ужин, мы уходим, и братьев твоих дома нет…
«Кто ж в полночь собирает гостей? Должно быть, пошли советоваться», — горько усмехнулась девушка и, выждав некоторое время, перешла в горницу.
А в доме Багау-бая в самом деле были гости. Они давно уже собрались и истомились в ожидании запоздавшего Ахмади — из-за него не подавали ужин.
Поели — попили, стали расходиться. Ахмади придержал за рукав Шагиахмета: мол, не спеши, посидим ещё за самоваром.
Но дело было не в чае. Ахмади сообщил о желании Усман-бая женить Талху на Фатиме. Три брата-богатея неторопливо обсудили, приемлем ли для них такой сват…
Утром Фатима забежала к Салихе, поделилась, заливаясь слезами, своими догадками.
— Сегодня, наверно, придут, обо всём договорятся. Атай вчера ходил к дяде Багау, советовался…
Подняла полные слёз глаза, взглядом спрашивая, что же теперь делать.
Салиха не знала, что и сказать. Посетовала на Сунагата:
— Не пришёл… Ну надо же — до сих пор не пришёл! Займётся чем-нибудь, так обо всём на свете забывает. Весь в отца своего покойного.
Её слова ничуть не утешили девушку. Фатима долго ещё не могла унять слёз, сидела, закрыв лицо руками. Наконец, немного успокоившись, снова взглянула на Салиху.
— Нет, Салиха-апай! Ни за что я не выйду замуж за этого… за постылого… Пускай хоть убьют — не выйду. — И, приглушив голос, добавила: — Уйду к Сунагату, на завод. Отыщу как-нибудь…
Салиху не удивило столь смелое решение. Она лишь заметила, что лучше всего отправиться в путь верхом с каким-нибудь мальчишкой — пригонит лошадь обратно.
— Нет, пойду одна, пешком, — возразила девушка. — Почувствую погоню — спрячусь в лесу…