Родом из детства

- Кай, - повторила сестрёнка.

Отец хохотнул. Наташа поспешила исправиться:

- Или Алёша.

Отец презрительно фыркнул:

- Алёшенька…

Однако мама поддержала дочку:

- Алёша звучит очень мило.

- Бросим жребий, - решил папа. – Наташа, возьми четыре бумажки. На каждой напиши одно имя. Кая мы отметаем. Если бы ты была Герда, я бы ещё подумал. А так – никакого смысла. Даже не смешно….

- Ну мама… - захныкала Наташа.

- Пускай подпишет пять бумажек, - устало попросила мама папу.

- Ладно. Тогда в финал выходят: Кай, Карп, Борис, Алексей и Харман.

- Харман? – маме передались мои опасения.

- Пусть сама судьба решит.

Папа снял шляпу, оголив свою роскошную плешь. Протянул шляпу Наташе.

- Перемешай хорошенько бумажки. Так. Хорошо. Кто будет тянуть?

- Пусть дочка тянет.

- Это справедливо, - согласился папа. – У ребёнка чистое сердце и, надеюсь, лёгкая рука.

Наташа запустила ручонку в шляпу и вытянула одну из пяти бумажек.

- Читай!

- Алексей, - прочитала Наташа вслух слегка разочарованно.

- С судьбой не поспоришь, - подытожил отец.

… Лишь десять лет спустя сестра призналась мне в том, что на четырёх листочках она написала Кай и только на одной неуверенно вывела Алексей.

Отец был прав. От судьбы не уйдёшь.

 

 

 

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

 

 

ОТЕЦ

 

 

Всякий раз, когда речь заходит о моём отце, мне хочется процитировать первое предложение из мемуаров одной знаменитой американской киноактрисы: «Мой папа был мужчиной – это всё, что мне о нём известно».

Мой случай не лучше. Хотя мне об отце известно чуть больше. Я знаю его имя. Ношу его фамилию. Знаю, что с двенадцати лет он воспитывался в детдоме, потом его забрала к себе вернувшаяся из заключения мать, моя бабушка. Знаю, что он служил в морфлоте, на атомной подводной лодке. Потом учился на художника, но бросил: ему всегда не хватало усидчивости, что, к слову сказать, передалось и мне. Знаю, что он был очень весёлым, жизнерадостным человеком. Всё время шутил. Буквально всё превращал в шутку. (Моя мать полагала, что говорить серьёзно он не умел вовсе.) Любил выпить. Любил женщин. Футбол. Рыбалку. Коллекционировал игральные карты… Вот, пожалуй, и всё.

Когда мне исполнился годик, он нас бросил. Вернее, окончательно перестал нас навещать. Мать пару лет ещё надеялась, что он одумается, вернётся и будет с нами жить. Надеждам не суждено было сбыться, и мама стала изредка выпивать, затем напиваться, а потом уже начала пить беспробудно, чем окончательно превратила моё детство в сущий ад, в котором, конечно, были свои светлые полосы – именно о них я собираюсь рассказать на страницах этой книги; их немного, меньше, чем хотелось бы, однако насколько их мало, настолько они мне дороги.

Но я отвлёкся. Речь о моём отце. Я его не осуждаю. Я даже могу его понять. Думаю, он был категорически не способен вести по-семейному тихий и упорядоченный образ жизни. Семейный быт и рутина угнетали его. Он жаждал свободы, общения и веселья. Ничего плохого я в этом не вижу. В конце концов, это его жизнь.

К тому же у мамы – уж это мне известно, как никому другому – был крайне тяжёлый характер. Бронхиальная астма, нищета и побои в детстве, ранее и несчастливое замужество – всё это из скромной и забитой девушки сделало нервную и вечно всем недовольную женщину. Скажу прямо, личности мрачней и раздражительней я в жизни не встречал.

Мне кажется, я ни разу не видел её смеющейся. Человек, который не смеётся… Это грустно. Я бы не смог жить с таким человеком в одной квартире. Но у меня не было выбора. А у папы выбор был. И он его сделал. Чем невольно причинил боль и страдание.

Что поделаешь? Так случается. Никто не виноват.

Итак, о папе. Точнее, даже не о самом папе, а о том, как он меня чуть не убил.

Дело было так. Мы жили в коммунальной квартире. Занимали самую дальнюю и маленькую, размером с грузовой лифт, комнатку. Мама ужасно стыдилась нашей нищеты и строго-настрого запрещала приводить кого-нибудь в гости. Мне было всего семь месяцев. На меня запрет пока не распространялся, он касался сестры и папы.

Но однажды зимой выпивший отец увидал в окно своего старого знакомого. Отец открыл окно, окликнул знакомого с высоты пятого этажа и принялся переговариваться с ним так, словно они беседовали один на один в безлюдном месте у шумного водопада.

- Ты здесь какими судьбами?! – кричал отцу его приятель.

- Долгая история! – кричал папа в ответ. – У меня здесь сынок!

- Сырок?

- Да какой сырок?! Сынок! Сын мой!

- Саша?!

- Нет, другой! Младшенький! Ему полгода!

- Поздравляю!

- Спасибо!

- Как зовут?

- Малого? Я хотел назвать его Карп, но его мать назвала его Лёшей.

- Гошей?

- Да каким Гошей? Ты совсем оглох? Сними ты шапку! Лёша! Алексей! Как Мересьев! Из повести.

- Из подлости?

- Что у тебя, блядь, с ушами? Пойди к отоларингологу!

- Куда?

- К ушнику!

- А, я понял.

- Хочешь на моего сына посмотреть?

- Прости, Лёнька, я вообще-то спешу.

- Погоди, я покажу так, отсюда.