Я взглянула на крёстного и поднялась. Колян подошёл ко мне. Он вопросительно вскинул подбородком и склонился над моим ухом отдавая мне Гибсон за гриф.
― С ним что?
Я могла лишь головой покачать. Я, сама понятия не имею, я таким его не видела никогда.
― Покажи мне аккорды.
Он замер на мне удивлённым взглядом.
― Ты никогда не слышала? В смысле… я был уверен, что Миша, показывал тебе аккорды, вы же вроде… ― он замолчал и нахмурился. ― Покажи ей аккорды, ― попросил Раф, Коляна. Тот кивнул и подошёл ко мне. Почему Раф сам не покажет? Это же он их написал. Ничего не понимаю. Он лишь сказал Коляну, что хочет сыграть, а тот за пять минут, обозначил мне все ходы и даже все тонкости. А вообще-то, ничего себе… Музыка очень многосложная. Это явно не уровень подростковой рок-группы каких тысячи. Миша прав. У них есть шанс и он велик.
― Наконец-то! Где тебя носит?! ― возмутился Гордеев, когда Миша влетел по ступенькам. Он ничего не ответил, странно лыбясь. Раф отдал команду на начало и явившаяся, как из ниоткуда Сола, выключила музыку на ноутбуке, позволяя нам вступить. Миша красиво заперебирал струны своей гитары, в незнакомой мне мелодии и Раф, занял свой центр мира, у микрофона. В небрежно развязной манере, он запел будоражащим хриплым голосом полу-рыча и форсируя.
Что-то промелькнуло перед моим взором, как видение. Размытый силуэт во тьме и чёртово море крови…
Я просто застыла истуканом на последнем аккорде. Народ ликовал, а я чувствовала невероятно смертельное кружение эмоций внутри. Я всё ещё не могла отделаться от навязчивых кадров не пойми, что значащих. Толи бред, толи память… Они вторгались в реальность вокруг. Дыхание сводило судорогой. Я схватилась за гриф, до бела в костяшках. До боли. Я не могла оторвать от Рафа свои проклятые глаза, он мог кровоточить от этой игры моего разума, море крови текло по его шее. Я испугалась. По-настоящему, чёрт побери! Когда я зажмурилась открыла глаза вновь, крови больше не было, только маска на его лице, пыталась спрятать скорбь.
Не отстраняясь от микрофона Раф поймал мой взгляд и слабо ухмыльнулся.
― Что, хреново?
― Мне? Очень. ― я попятилась, ― Я, эм… мне надо выпить.
Развернувшись, я как ошпаренная отобрала у Солы стаканчик. Я даже не поняла когда она поднялась к нам и что я сейчас опрокинула залпом. Бесчувствие ― всё что я желала сейчас. Просто отключится. Я завидовала своей бессердечной матери и сострадала сломленному отцу, застряв где-то меж двух огней, снедаемая торнадо из ужаса и беспомощности.
Я не хотела слушать, не хотела играть, хотела заткнуть свои долбанные уши и остаться в одиночестве, переживая внутреннее крушение. Ловко отточено вырывая из струн бас-аккорды, сливая с переливами моей гитары, его голос, звучал уже иначе, не так как мне было бы легче. Но так как мне по душе. Как-то больно и жестоко и музыка имела уже совершенно другой оттенок, словно авторский почерк. Он мне знаком. Автограф самóй жестокой драмы. И в совокупности с игрой всех остальных, ярко, страстно, совершенно и пожалуй полностью отражая всю его личность, которая как оказалось совсем не та, что я знала…
Мои пальцы до судороги впивались в медиатор. Раньше я никогда не слышала группы «ДиП», в целостном виде после возрождения, и того, как он поёт, потому не знала этого. Сейчас, потрясая пространство, свои сильным хриплым голосом, он смотрел напряжённо поверх толпы и был богом. Я бы и с пистолетом у виска не смогла придумать сравнения точнее, но «бог» было наиболее подходящим, но всё ещё недостаточно правильным, чтобы описать его сейчас. И я не о внешних признаках, я о том, эмоциональном заряде, что он посылает со сцены. А он сам, был слишком сложным. Едва открытым для чужого взора, под прочным мороком жестокости и высокомерия.