Рокоссовский: терновый венец славы

- Не дай бог, начнется война - всей артиллерии каюк.

- То-то же, - жестко проговорил Рокоссовский. - Я такую команду выполнять не буду.

- Это же приказ.

- Приказы отдают люди, а чтобы приказывать, надо иметь голову, - сказал Рокоссовский и подошел к аппарату ВЧ. - Я сейчас переговорю с командующим округом Кирпоносом.

- Михаил Петрович, это Рокоссовский. Здравия желаю! -сказал в трубку комкор. - Насчет отправки артиллеристов с материальной частью на полигон, видимо, получилось какое-то недоразумение. Я так понимаю.

- Никакого недоразумения нет. Все идет по плану Генерального штаба. Я должен завтра доложить об исполнении приказа.

- Обстановку на границе хоть кто-нибудь учитывает?

- Наверху больше информации, и им виднее.

- Извините, а мы что, пешки? Приказ этот я выполнять не буду.

- Как это не будете?

- Докладывайте в Москву и снимайте с должности или же отменяйте приказ.

- Товарищ Рокоссовский, мне говорили, что вы вежливый, , исполнительный командир!

- Михаил Петрович, докладывайте в Генштаб, что я не выполняю приказ.

- Докладывать я не буду. Что вы предлагаете?

- Мы с Масловым сделаем все, чтобы отработать упражнения на месте.

- Добро, отрабатывайте... Если что, отвечать будете вы.

- Я ответственности не боюсь. Спасибо. - Рокоссовский положил трубку и прошелся по кабинету. - Скажи, Алексей, что с нами творится? Мы что - загипнотизированы фюрером фашистов?

- Н-ну, нёт, наверное, - замялся Маслов.

- Как это нет? - Рокоссовский уселся за стол, взял карандаш и начал чертить на бумаге какие-то закорючки. - В пограничном районе Киевского особого военного округа происходят невероятные вещи. Через границу шмыгают неизвестные лица. В пограничной полосе разгуливают на автомашинах переодетые в штатское немецкие офицеры, получившие разрешение не от кого-нибудь, а от самого правительства. Видите ли, немцам приспичило разыскать и эксгумировать захороненных якобы здесь военнослужащих. Что это?..

- Да, тут явная неувязка.

- Скажи, Алексей, почему нам запрещено стрелять по немецким самолетам, нагло нарушающим границу?

- Что я могу ответить? - сказал Маслов. - Помните, сколько мы возились с двумя самолетами, вынужденными совершить посадку? Казалось бы, шпионаж налицо: новейшая фотоаппаратура, на пленках засняты мосты, железнодорожные узлы. Я не знал, куда себя деть, когда получил из наркомата обороны распоряжение: самолеты с немецкими офицерами отпустить и сопроводить до границы двумя нашими истребителями.

- Как понимать все это? - с возмущением произнес Рокоссовский.

- Ума не приложу.

- Алексей Гаврилович, ты же у нас «академик», скажи мне, пожалуйста, зачем мы сосредоточили нашу авиацию на передовых аэродромах и расположили склады центрального подчинения в прифронтовой полосе? Мы что, собираемся наступать?

- Вроде не похоже. Эти действия не поддаются логике.

- А ты утверждаешь, что мы не загипнотизированы Гитлером, - сказал Рокоссовский и вышел из-за стола. - Ну что ж, давай, дорогой мой начштаба, покумекаем над тем, как выполнить артиллерийские упражнения.

2

Немилосердно жгло июньское солнце. Река Случь, вдоль которой растянулся Новгород-Волынский, сузилась, обмелела -воробью по колено.

Рокоссовский возвращался на машине в штаб корпуса после посещения танковой дивизии, где проверял ее боеготовность. По темному сосновому лесу дорога бежала навстречу, как бесконечная серая лента. Расстроенный вконец старыми малобоеспособными танками, он с грустью думал о том, что если начнется война, то нечем будет встречать фашистов. Он дал две недели на то, чтобы отремонтировать изношенную технику, - но легко отдавать приказы, а вот как их выполнять, когда запчастей с гулькин нос? Он никогда не ожидал, что в таком плачевном положении окажутся механизированные войска, главная ударная сила в Киевском особом военном округе. «Надо срочно ограничить использование танков для учебных целей, - подумал он. - Может быть, хоть так сохраним кое-какой моторесурс».

Лесная чащоба расступилась сначала березовой опушкой, затем широким полем пшеницы. В ветровое стеКло машины било солнце, слепило глаза.

Он вышел из машины. Горячим, немигающим глазом стояло солнце в зените. Тревожно-безлюдным было пшеничное поле. У дороги, в листьях раскидистой дикой яблони, пряталась от жары какая-то маленькая птаха, поминутно кричавшая: цви-и, цви-и, цви-и! Возможно, она почуяла опасность для находящихся где-то рядом птенцов. Белый, с черными крапинками мотылек, взвился из-под его ноги и, кружась, скрылся на поломе усатой пшеницы.

Проехав еще около десятка километров, Рбкоссовский заметил на поле запряженную пару лошадей, а за ней, налегая на ручки плуга, шел крепкий, загорелый мужчина в белой рубашке с завернутыми рукавами, в сапогах, в соломенной шляпе, из-под которой выбивались курчавые клочья светлых волос.

- Здравствуйте, - сказал Рокоссовский.

- Здравствуйте, - остановил лошадей пахарь.

- Что же один, почему не помогают колхозники?

- Я не в колхозе, живу на хуторе. Повозились со мной в 40-м и отстали.