- Вы что, нам не доверяете? - спросил командарм.
- Н-нет, что вы, - ответил старший из них. - Вы делаете все возможное, чтобы на своем участке отстоять Москву.
- Тогда в чем дело?
- Мужики, хватит тут устраивать балаган! - сказал старший группы. - Поехали в соседнюю армию.
В середине дня Рокоссовский выехал на Истринское направление, где шли тяжелые бои. В течение суток он изучал противника, говорил с людьми, давал советы по укреплению обороны.
Когда он поздно вечером вернулся на КП, Малинин доложил:
- Несколько раз звонили Жуков, Соколовский и уточняли, перешли ли войска в наступление под Солнечногорском.
- Какое может быть наступление, если мы на пределе сил держим оборону?
- Командование фронта изменило задачу войскам, которые мы послали для обороны Солнечногорска.
- Но ведь соединения еще на марше, - возмущенно проговорил Рокоссовский, - и на организацию наступления времени нет.
- Я такие же доводы приводил командованию фронта.
- Ну и что?
- Просили по этому поводу их больше не беспокоить и немедленно начать наступление.
Поспешное, неподготовленное наступление на Солнечногорск, как и следовало ожидать, успеха не имело. Противник быстро подтянул достаточно сил и сначала остановил наступающих, а затем отбросил их в исходное положение. Группа Доватора, поддержанная мизерным количеством танков и артиллерии, несмотря на решительные действия, задачу выполнить не смогла. Многие населенные пункты несколько раз переходили из рук в руки, но одолеть противника не хватило сил. Конница понесла большие потери и вынуждена была перейти к обороне.
. Обстановка была запутанная и сложная. Может быть, поэтому вышестоящие командиры и штабы отдавали распоряжения и приказы, которые не успевали за событиями и, когда доходили до исполнителей, уже не соответствовали сложившейся обстановке. Так было и с наступлением под Солнечногорском. Это хорошо понимал Рокоссовский, но все равно он глубоко переживал потерю людей.
С передовых позиций продолжали поступать тревожные вести. Комайдарм вновь уехал на Истринское направление. Там противник ввел в бой новую танковую дивизию и потеснил наши войска до двух километров вглубь.
Командарм шел по траншее вместе с командиром полка, где противнику удалось потеснить наши войска наиболее болезненно. Здесь обязательно надо было нанести небольшой контрудар, чтобы занять более выгодную позицию и выровнять линию фронта. Командарм перебросил сюда 10 танков Т-34. Медлить было нельзя. Противник наверняка попытается расширить клин и сосредоточить там побольше сил, а следовательно, может нависнуть прямая угроза прорыва фронта. А это - прямой путь на Москву.
Когда все было готово к атаке, командир полка дал команду:
- В атаку, вперед!
Под ураганным огнем противника солдаты боялись высунуть голову и медлили с выполнением приказа. Создавалась угроза отрыва танков от пехоты, и такой важнейший удар мог не состояться.
Рокоссовский мгновение подумал, оценил ситуацию, затем вылез из окопа, встал во весь рост и закурил папиросу. Рвались снаряды, свистели пули, а он стоял и курил, словно ему и сам черт не брат. Казалось, что генерала больше всего занимает приятный дымок папиросы.
И бойцы, восхищенные своим командующим, выскакивали из окопов и с криками «ура» шли в атаку. Возникла такая схватка, что трудно было различить своих и чужих. Через час бой закончился и задача была выполнена полностью. Рокоссовский никогда и никому не рассказывал о том, что он чувствовал в тот момент. Когда он снова прибыл на КП армии, Малинин заметил, что у командующего, когда он доставал из портсигара папиросу, дрожали руки.
Только гораздо позже он узнал от командира полка, каким до безумия храбрым может быть его командующий армией.
Рокоссовский и Малинин весь вечер обзванивали части и соединения, уточняли обстановку и занимаемые ими позиции. Ночью, когда они собирались вздремнуть, дежурный доложил, что командарма вызывает по ВЧ Сталин. Рокоссовский шел к аппарату и думал о том, что опять будет взбучка, как и от командующего фронтом, за то, что части армии потеснены на отдельных участках обороны. Командующий взял трубку.
- Рокоссовский у аппарата.
- Здравствуйте, Константин Константинович, - послышался спокойный голос Сталина.
- Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий!
- Как обстановка на Истринском рубеже?
- Кое-где, товарищ Сталин, нас потеснили, но мы принимаем меры...
- О ваших мерах противодействия говорить не надо, - мягко перебил его Сталин. - Вы скажите, тяжело ли вам?
- Да, товарищ Сталин, тяжело.
- Прошу продержаться еще некоторое время, мы вам поможем... До свидания, товарищ Рокоссовский.
Такое внимание Верховного, его теплый отеческий тон подбодрил командарма, еще больше укрепил уверенность в исходе битвы под Москвой.
К утру следующего дня прибыла обещанная помощь - два противотанковых полка, три батальона танков и полк «Катюш».
Все понимали: святая обязанность каждого - продержаться еще немного. Жуков тоже чем мог старался подкрепить ослабевшие войска.