Жара не спадала ни на минуту. Полевые дороги были окутаны клубами горячей въедливой пыли. Некоторые физически слабые солдаты падали в обморок — нечем было дышать.
30 июня Рокоссовский подъехал к переправе через реку Горынь, где наводила мосты 13-я мехдивизия полковника Калинина.
Вскоре по проложенной через болота дороге части корпуса отбиваясь, отходили на новый оборонительный рубеж. Они должны были организовать оборону вдоль реки Случь и перекрыть дорогу на Житомир.
За мужество в боях под Луцком и Новгород-Волынском многие командиры и солдаты были удостоены высоких наград. Генерал Рокоссовский был награжден четвертым орденом Красного Знамени.
В лесу, за рекой Горынью, на КП корпуса было тихо. Только где-то в отдалении был слышен грохот орудий и нудный гул самолетов.
Рокоссовский после короткого сна на рассвете вышел из палатки. Обитатели леса, будто и не было никакой войны, жили установленной природой жизнью: пели птицы, стрекотали кузнечики, где-то рядом раздавался звонкий голос кукушки. Он отошел подальше от часовых и присел на валежину.
На душе у него было муторно и тоскливо. Ему не давали покоя глаза стариков, женщин и детей, которые нескончаемым потоком тянулись по дорогам. Сколько же горечи, обиды и упреков он видел в этих исступленных от страха глазах. Ему иногда хотелось упасть перед ними на колени и просить прощения, что они, вояки, оказались такими беспомощными перед фашистскими ордами, ввергли этих невинных людей в неимоверное горе и многих обрекли на смерть. Он сам был свидетелем, как самолеты фашистов на бреющем полете уничтожали беженцев. А они, воины, с этими самолетами не могли ничего поделать. Держа на руках умирающую девочку, он тогда дал себе клятву, что будет бить фашистов, пока они не покинут нашу землю.
К нему подошел Леснов.
— Не спится?
— Да, Виктор Феодосьевич, не спится.
— Извини, Костя, ты был, к сожалению, во всем прав. Как в воду глядел.
— Поздно говорить об этом, Виктор, теперь ни к чему толочь воду в ступе. Ты лучше скажи, что будем делать с людьми в кальсонах, которых мы отловили не одну сотню?
— Говорят — окруженцы, а сбросили с себя военное обмундирование, чтобы их не расстреляли немцы.
— Глупые люди, — горько усмехнулся комкор, — у них на кальсонах штампы военных частей. Они думают, что немцы дураки.
— Надо их переодеть, и пусть воюют, — сказал Леснов, глянув на командира. — Не пойму, откуда столько дезертиров. Драпают с поля боя целые части.
— В таких частях, наверное, не проводились партсобрания и не были назначены агитаторы, — произнес Рокоссовский, поднимаясь. — Пойдем, друг мой, нас ждут серьезные дела.
На следующий день Рокоссовский с группой штабных работников выехал в части и соединения корпуса для оказания помощи в организации обороны.
В районе Клевани группа комкора наткнулась на «воинов», среди которых были и командиры без знаков различия и оружия. В одной из групп, насчитывающей более сотни человек, внимание Рокоссовского привлек сидящий под сосной мужчина в годах, по своему виду и манере поведения никак не похожий на солдата. С ним рядом находилась молоденькая санитарка.
— Командиры, подойти ко мне! — приказал Рокоссовский.
Никто из сидящих не повел и ухом. Повысив голос, он повторил приказ. Снова никто не пошевелился.
Комкор подошел к вальяжному мужчине.
— Встать! В каком вы звании?
— Полковник, — равнодушно, с наглым вызовом выдавил из себя мужчина. — Ну и что?
— Сейчас же расстреляю как собаку! Предатель! — Комкор выхватил пистолет. К нему подбежала вооруженная охрана.
С полковника браваду как рукой сняло. Он тут же упал на колени:
— Не убивайте меня!.. Пощадите!.. Свою вину искуплю кровью. Вот увидите!..
— Полковник! К утру собрать всех себе подобных, сформировать команду и доложить мне. Мой КП будет в двухстах метрах отсюда.
Приказ был выполнен. В команде оказалось свыше пятисот человек, которые восполнили боевые потери.
Корпус, ведя бои, окапывался и готовился к активной обороне. Но 14 июля Рокоссовский получил приказ — немедленно отбыть в Москву. Передав командование корпусом Маслову, он выехал на машине в Киев. В этот же день ночью он был в столице Украины. Когда-то шумный и веселый город встретил его зловещей тишиной и безлюдьем. Крещатик, обычно в это время заполненный толпой, смехом, шумом и песнями, был пуст и погружен в кромешную тьму. На улице не было видно ни одной живой души.
Рокоссовский остановил машину, закурил.
— Гаси огонь!.. Кому говорят, гаси огонь!.. Тебе что, жить надоело? Так твою!.. — из темноты показалась молодая женщина.
— Такая красивая, а ругаешься, как байкальский грузчик, — усмехнулся Рокоссовский. — Лучше скажи, где штаб фронта.
— Говорят, в Броварах, — более сдержанно ответила женщина, проверив у Рокоссовского документы.
Под утро он представился командующему фронтом генерал-полковнику М. П. Кирпоносу и доложил ему обстановку в 5-й армии и 9-м корпусе. Тот был растерян и слушал его вполуха. Он то и дело подбегал к окну комнаты, где сидели штабисты, и кричал: