Рокоссовский. Терновый венец славы

— Можно было предположить, — начал генерал, — что противник, намного опередивший нас в развертывании у границ своих главных сил, потеснит на какое-то расстояние наши войска прикрытия. Мы должны были ожидать, что на определенном рубеже, где-то в глубине, по реальным расчетам Генерального штаба, будут развернуты наши главные силы. Им предстояло организованно встретить противника и нанести ему мощный контрудар.

— Повторилась ошибка старого русского генералитета? — сказал Сталин, глядя в упор на Рокоссовского.

— Я бы так не сказал, — произнес генерал, чувствуя интерес собеседника к начатому разговору. — Изучая план русского Генштаба, составленный до начала Первой мировой войны, я пришел к выводу, что он был составлен профессионально. В плане предусматривались сравнительные возможности России и Германии, и это учитывалось при определении рубежа развертывания и его удаления от границы. В связи с этим определялись технические силы и состав войск.

— Ну и где же по тому плану проходил рубеж развертывания? — спросил Сталин, прикуривая трубку.

— Рубежом развертывания в основном являлась полоса пограничных крепостей.

— А разве у нашего Генштаба такого рубежа развертывания не было?

— Насколько мне известно, Генштаб не успел составить реальный план на начальный период войны. В 1930 году был такой план, и согласно ему рубеж развертывания совпадал с рубежом наших укрепрайонов недалеко от границы.

— А мог ли этот рубеж сохранить свое значение в 41-м году?

— На мой взгляд, мог, товарищ Сталин, — твердо заявил Рокоссовский. — На этом рубеже, я его хорошо знаю, фашисты могли получить сильный отпор. Мы обязаны были сохранить наши УРы[24] на старой границе с Польшей.

— Но мы же строили новые УРы на новой границе, — Сталин показывал свою осведомленность в военных делах.

— Да, строили, но все это проходило на глазах у немцев, и было бы наивно думать, что они дадут нам их достроить.

Сталин молча ходил по кабинету и сосал трубку.

— Продолжая мысль о плане Генштаба русской армии, — не вынес молчания Рокоссовский, — надо сказать, что он перед войной своевременно провел отмобилизацию и привел войска в повышенную боеготовность.

— Мы тоже это сделали. Дали указание.

— Я его получил за несколько минут до начала войны, — с раздражением в голосе, которого от себя не ожидал, сказал Рокоссовский. — Оно уже ничего не меняло.

Сталин не стал развивать неприятный для себя вопрос, а, остановившись у стола, спросил:

— Скажите, чем объяснить преступную беспечность, допущенную командованием округов?

— Я могу ответить за Киевский особый военный округ.

— Любопытно, — пыхнул трубкой Сталин.

— Из тех наблюдений, которые я вынес за небольшой срок службы в округе, я убедился, что командованием почти ничего не было сделано, чтобы достойно встретить противника.

— Вот вы, товарищ Рокоссовский, правильно все говорите, — Сталин подошел к окну, откинул занавеску, глянул в окно и снова заходил по кабинету. — Может быть, причина такого положения заключалась в том, что у нас мало было опыта?

— В Забайкалье, на Дальнем Востоке, — Рокоссовский поворачивал голову так, чтобы не упускать из виду хозяина кабинета, — мы вместе с пограничными войсками всегда были готовы в течение нескольких часов приступить к активным действиям. И все эти вопросы тщательно отрабатывались на военных играх и полевых учениях. А в период угрожающего положения войска выводились в предусмотренные заблаговременно районы.

— В Киевском округе этого не было? — Сталин занял свое место за столом.

— Да, если сказать честно, то в округе господствовала тишь да благодать, — последовал ответ. — Если и проводились учения, то их цели были слишком далеки от реальной обстановки. Дислокация войск округа у нашей границы не соответствовала угрозе возможного нападения. Многие соединения не имели положенного комплекта. Накануне войны артиллерию вывезли на полигоны. Там она и осталась.

— Это же вредительство! — грозно произнес Сталин. — За это надо расстреливать на месте!

Рокоссовский испугался, что то, о чем они сегодня говорили, вместо дела может сослужить плохую службу многим военачальникам. И он будет выглядеть как доносчик, С тяжелым чувством разочарования он подумал о том, что зря вступил в эту полемику.

Переживания генерала, похоже, уловил Сталин. Он встал, остановился у стола и стал сосредоточенно выбивать из трубки пепел в стеклянную пепельницу. Он явно хотел дать ему время успокоить свои нервы.

— Я хорошо понимаю вас, товарищ Рокоссовский, — сказал тихо Сталин. — Этот разговор мне нужен для того, чтобы в дальнейшем делать правильные выводы и допускать меньше ошибок.

По всей вероятности, он выбрал для откровенного разговора Рокоссовского не случайно. Сталину доложили еще раньше, в 40-м году, когда Рокоссовского освободили из тюрьмы, что он талантливый военный специалист, культурный, начитанный и выдержанный человек. Выбор на Рокоссовского, видимо, пал и потому, что он, в отличие от многих военных, без паники встретил войну и организованно вступил в бой с фашистами.