Роковая монета

– Утонула. Она театром очень увлекалась, в театральную студию ходила. Они там «Гамлета» ставили, так она Офелию играла. У него на пианино ее фотография стояла в той роли – вся в белом и кувшинки в волосах. А потом она и утонула… прямо как Офелия. Пошла с девчонками купаться на озеро, и затянуло ее в водоворот. Озеро коварное было, опасное, местные предупреждали отдыхающих, чтобы осторожнее были, но кто в молодости взрослых слушает. Вытащили ее, конечно, но не спасли, захлебнулась уже. Ну, Сигизмунд Кондратьевич после этого чуть с ума не сошел. Он ведь ее один воспитывал, жена его задолго до этого умерла, сердце больное у нее было. А тут такое дело… Видно, через это у него характер и испортился… Прямо житья от него не стало. Стал нас с Витькой доставать хуже горькой редьки. То ему не то и это не это. А потом та история с фенолфталеином случилась…

– С чем? – удивленно переспросила Мария.

– Ну, знаете, вещество такое есть, индикатор, которое от щелочи цвет меняет. Еще присказка такая есть – фенол фталеиновый от щелочи малиновый… Я тогда еще в школе училась, в девятом классе, и из кабинета химии утащила горстку этого фенолфталеина. У Сигизмунда на кухне солонка стояла, так я в эту солонку его и подсыпала. А этот фенолфталеин кроме того, что щелочь определяет, еще и слабительное очень сильное…

Елена ухмыльнулась – видимо, ее до сих пор веселили воспоминания о той проделке.

– В общем, посолил наш Сигизмунд из той солонки то ли кашу, то ли супчик, и после этого дня три из сортира не вылезал. А он был мужчина образованный, провел, можно сказать, расследование – добавил этой соли в раствор соды и сразу все понял. Но только не на меня подумал, а на Витьку. Потому что у меня вид был такой невинный, прямо овечка! Я с детства умела на себя напускать. Глазки в пол опущу, губки бантиком сложу, еще ножкой вот так… – Елена показала как, и Мария, к собственному изумлению, увидела перед собой не пожилую женщину с трудной судьбой, а девочку двенадцати лет, паиньку и мамину любимицу. Правда, всего на несколько секунд, но все же мастерство, как говорится, не пропьешь…

– А Витька… он всегда был сорвиголова, – Елена снова обрела свой обычный вид. – Опять же, в одной квартире они жили, на одной кухне еду готовили… В общем, нажаловался он Витькиному папаше, тот здорово разозлился и выпорол Витьку как сидорову козу. Неделю сидеть не мог, его в школе еще дразнили… Вот тогда мы и решили отомстить Сигизмунду. Вспомнили, что его дочка Офелию играла, стащили у старика ее фотографию. Я ведь тогда тоже в театральный кружок ходила. Но придумал все это Витька, у него на такие вещи здорово голова работала. Тут как раз родители его на дачу уехали, так что в квартире никого не было. В общем, загримировалась я под Офелию, а точнее – под Катерину, дочку Сигизмунда, завернулась в белую простыню, Витька в пруду кувшинок набрал, я их в волосы заплела и ночью перелезла на балкон старика. Мало этого, я еще снаружи за решетку ухватилась. Как будто в воздухе вишу.

– Не страшно было?

– Страшно, конечно, но я тогда безбашенная была. Кроме того, Витька меня подстраховывал, он сам на балконе спрятался и меня придерживал за веревку, которую вокруг пояса обвязал. Страховка, как у альпинистов… В общем, в полночь Витька постучал в стекло. Сигизмунд проснулся, вскочил – кто, что? А тут я за балконной решеткой, вся в белом и с лилиями в волосах… и таким загробным голосом запела:

Схоронили его с непокрытым лицом,Собирались они над могильным холмом…

И видно, хорошо вошла в образ, потому что Сигизмунд бросился к окну и закричал: «Катенька, доченька, это ты?» Судя по всему, спросонья ему почудилось, что это его дочка с того света вернулась. А я разошлась, глаза вытаращила, руки к нему тяну и продолжаю петь… В общем, распахнул он дверь, выскочил на балкон, ко мне кинулся… Тут уж я испугалась, хотела через решетку перелезть и дать деру, но не успела, он ухватился за меня… Я сдуру его отпихивать стала, а он за мной тянется и кричит: «Не уходи, куда ты… вернись…» Меня-то Витька страховал, да и веревка была вокруг пояса обвязана, а Сигизмунд не удержался и полетел вниз с четвертого этажа… А может, голова закружилась…

Елена побледнела, глаза ее помутнели, как будто вглядываясь в прошлое, и она закончила:

– На всю жизнь я запомнила, с каким треском его голова об асфальт ударилась! Никогда этого не забуду!

Мария заметила, что руки ее собеседницы дрожат, так что чашку не удержать. А Елена продолжила, понизив голос: