— Отец, — возразил ему Халаф. — Вы же сами сказали, что надо покориться воле Всевышнего? Так вот какова ваша покорность! Почему вы так торопитесь предать себя смерти? Пусть будет моей заботой найти выход из этого ужасного места, если мы не смогли перебраться через эти пропасти все втроем. Отдохните ж немного, успокойте отчаяние, кипящее в вашем уме, а я тем временем отправлюсь на поиски. Я скоро вернусь!
И хан ответил ему:
— Ступай, сын мой. Не беспокойся о нас, мое отчаяние скоро пройдет.
Юноша отправился искать дорогу через пропасть и, не видя нигде перехода, стал спускаться, огибая ту возвышенность, на которой он оставил родителей. Он уже не надеялся найти путь на равнину и от горя бросился на землю; с рыданием и стонами он дал волю тоске, умоляя небо помочь ему и облегчить участь ханской семьи. Потом он собрался с силами и опять поднялся, чтобы следовать тропинкой, которая была перед ним; она привела его к дереву, от которого виден был проход на равнину. Под деревом бил чистый ключ. Халаф огляделся и обнаружил еще несколько деревьев, ветви которых были отягощены съедобными плодами.
Вне себя от радости, он бросился обратно по тропинке с радостным известием.
Тимурташ и Алмас, его престарелые родители, почувствовали себя на вершине счастья, когда сын сообщил им о своем открытии. Они усмотрели в этом несомненную благосклонность судьбы и уверовали в то, что их несчастьям скоро придет конец. Халаф отвел родителей к тому дереву, и они омылись в источнике и утолили жажду. Потом юноша набрал спелых плодов, и, отведав их после длительного воздержания, Тимурташ и Алмас решили, что вкус у них восхитительный.
— О государь, — обратился затем Халаф к хану. — Видите, небо над нами сжалилось. Я умолял судьбу, чтобы она послала нам спасение свыше, — и вот мы спасены! Господь не остается глух к тем, кто полагается на его волю.
Три дня хан с женой и сыном отдыхали у источника; затем набрали в дорогу еще плодов и двинулись к равнине. Через некоторое время вдали показался город. Путники решили дождаться темноты и сделали привал вблизи городских ворот: они стыдились своего жалкого вида. Не желая вступать в город при свете дня, Тимурташ и его семья расположились в тени какого-то дерева; через некоторое время к воротам подошел пожилой человек и также свернул к этому дереву. Он сел на землю рядом с ханской семьей.
— Как называется город? — спросил его Тимурташ, и старик ответил:
— Яик. Здесь начинается река Яик. Я вижу, вы пришли издалека, о странники? Вы не знаете Яика, столица нашего царства?
— Да, мы издалека, — подтвердил хан.
— Тогда знайте, что нашим царством правит Иленджи-хан, чье местопребывание и двор — в этом городе.
— А мы — из Хорезма, — сказал Тимурташ, — и жили на побережье Каспийского моря. Вместе с несколькими другими купцами мы отправились в путешествие в страну кипчаков, но по дороге разбойники ограбили наш караван, и вот мы пешком брели через Кавказские горы, не разбирая пути, пока не добрались до этого места.
Старик был тронут страданиями, выпавшими на долю ханской семьи, и предложил им свой кров. Когда стемнело, все вчетвером они вошли в город, и старик отвел Тимурташа, Алмас и их сына к себе домой. Там он сразу же подозвал к себе одного из слуг и послал его в лавку. Слуга вскоре вернулся в сопровождении двух приказчиков: один из них тащил большой тюк с готовой одеждой, мужской и женской, а другой нес кипу шалей, покрывал, кушаков и тюрбанов. Хозяин дома предложил гостям выбрать себе одежду по вкусу, и Халаф с Тимурташем взяли по кафтану и по тюрбану индийского полотна. Они надели на себя выбранную одежду, парчовые халаты поверх кафтанов, а Алмас нарядилась, как полагается знатной женщине. Старик за все сполна уплатил приказчикам и отослал их. Потом он пригласил гостей поужинать.
В мгновение ока был накрыт стол. На первое подали превосходную шурпу, к которой полагалось еще два полных блюда осетровой икры. Вся посуда была или фарфоровая, или из древесины сандала и алоэ. Кубки были сделаны из коралла, надушенного серой амброй.
Хан и его супруга, а также Халаф сели за стол вместе с хозяином и отведали всех кушаний, которые им подавались. После шурпы принесли паштет из антилопы и большое блюдо с пловом, в который было накрошено три вида пернатой дичи; а затем — рыбу «циберика», которая водится в Волге и известна как самая вкусная из обитающих в этой реке; наконец, подали два блюда осетрины и жареную кобылью ногу. Все это они запили тремя большими бутылями финиковой водки.
Хозяин размяк. Ему хотелось, чтобы и гости пришли в хорошее расположение духа, но тщетно он пытался развеселить их! Старик сказал: