Роковая ночь

Едва Кулуз успел прочитать эти строки, как увидел входивший на постоялый двор караван. Это и были те сорок черных большеглазых верблюдов, которые были посланы с проводником. Последний подошел к Кулузу и приветствовал его:

— О господин мой и повелитель! Прикажи разгрузить караван и сложить вьюки в каком-нибудь просторном помещении!

— Вот чудо из чудес! — пробормотал юноша про себя. — Что значит все это? Я слышал много диковинных историй, но эта превосходит все, что только может вообразить человек!

А через некоторое время проводник обратился к нему так, словно знал его уже долгое время, и заметил:

— Музаффар и судья думают, что эти верблюды и впрямь посланы тебе отцом, они все принимают на веру!

— Да будет так! — воскликнул Кулуз. — Хотя все, что случилось, и превосходит мое разумение, я все-таки попытаюсь воспользоваться наилучшим образом тем оборотом, который приняло дело. Быть может, небу угодно было ниспослать чудо мне во спасение?

И Кулуз приказал, чтобы вьюки перенесли в гостиницу, а верблюдов накормили и позаботились о них как следует.

— Ну, Джаббар, — спросил он, — не расскажешь ли мне теперь подробнее о здоровье моей семьи? Все ли благополучно в Ходженде? Как поживают мои родные, друзья?

И в то время, как проводник отвечал, Табер со своим отцом направились к выходу, а судья, окончательно уверившись в правоте юноши, велел страже покинуть постоялый двор.

— Все в порядке, — сказал проводник, — все в добром здравии, кроме вашего батюшки, который считает дни до вашего приезда, и каждый час кажется ему длинным, как день! Он ждет вашего возвращения и хочет увидеть ту, что стала здесь вашей женой, чтобы принять ее под свой кров…

Когда все наконец разошлись, Кулуз показал письмо Деларе, которая еще только приходила в себя после обморока.

— О благословенное небо! — вскричала она. — Тебе одному мы обязаны нашим чудесным избавлением! Тебе, о всемилостивое, которое сжалилось над влюбленными, некогда соединившимися по твоей воле.

— Сударыня, — напомнил ей Кулуз, — наши несчастья еще не закончились. Мои опасения возросли более, чем когда-либо! Вы посоветовали мне назваться чужим именем, что я и выполнил, но настоящий-то Рукн-эд-Дин должен быть где-то поблизости! Я уверен, что этот человек в городе, и потому нечего ждать. Стража больше не держит нас, мы можем бежать, пока не распространился слух о прибытии каравана и не привлек сюда его настоящего владельца, сына Масуда.

Так рассуждал Кулуз, теряясь меж надеждой и страхом и каждую минуту ожидая, что судья с Музаффаром явятся вновь. Не успел он еще успокоиться и оправиться от своих опасений, как на постоялый двор вошел тот самый чиновник, которого влюбленные принимали у себя два дня назад.

— Сударь, — сказал он, — я пришел поздравить вас с разрешением трудностей. Ведь вы получили от отца ожидаемые средства! Однако я должен и упрекнуть вас кое в чем. Отчего вы не сказали мне имя вашего отца — Масуда Ходжендского?

— Господин мой, — ответил Кулуз, — я поведал вам чистую правду Я даже не видел Ходженда ни разу в жизни! Друг мой, перед вами — уроженец Дамаска…

— Тем не менее мне сообщили, — настаивал чиновник, — что этот Масуд прислал вам письмо как своему сыну и впридачу еще отправил для вас целый караван — сорок верблюдов, нагруженных всевозможным товаром, которые уже прибыли на постоялый двор.

Кулуз объяснил ему подробности дела. Подумав, чиновник пришел к тому же выводу, что и юноша:

— У него, должно быть, все-таки есть сын — и этот юноша сейчас находится в Самарканде; поэтому разумней всего было бы уехать сегодня же ночью.

И он пожелал Кулузу и Деларе удачи и всяческого благополучия и распрощался с ними.

Оставшись вдвоем, молодой человек и его жена приготовили все необходимое для путешествия. Они с нетерпением ожидали наступления темноты, но еще до того, как стемнело, во дворе снова раздался шум и стук. Удивленные, они опять выглянули и увидели, что в ворота въезжают несколько стражников. Кулуз подумал, что они явились по распоряжению судьи, и перепугался до полусмерти. Он уже приготовился было идти на казнь, когда оказалось, что всадники были посланы здешним правителем Узбек-ханом. Их предводитель спешился во дворе и направился к помещению, которое занимали Делара и Кулуз. Войдя в комнату, где юноша и его жена сидели в ожидании сумерек, он приветствовал их с большой почтительностью и обратился к Кулузу:

— Господин, великий государь желает познакомиться с сыном Масуда. Я привез вам этот сверток по его поручению: здесь вы найдете пожалованное вам государем придворное платье, в котором надлежит явиться в царский дворец. Узбек-хан позаботился о том, чтобы вы предстали перед ним в достойной одежде.

Охотнее всего юноша отказался бы от этого приглашения под любым предлогом, но воля властителя — закон, и он не осмелился ослушаться. Он развязал узел, облачился в придворную одежду и вышел вместе с посланцем во двор, где ему подвели оседланного мула.

Седло и уздечка на нем были украшены золотом и алмазами!