Роковая ночь

А я накануне целый день наблюдал за передвижением неприятельской армии и отметил про себя ее расположение. Особое внимание я уделил самому Касиму, находившемуся в шатре посреди войска. Затем я наполнил сундук большими и маленькими камнями и среди ночи, когда все ратники погрузились в сон, поднялся в воздух. Я подлетел к тому месту, где, как я помнил, находился царский шатер, и снизился настолько, что через одно из отверстий высмотрел самого Касима, отдыхавшего на подушках. Его голова покоилась на шелковом валике. Тут я по пояс высунулся из своего сундука и запустил в царя камнем, который угодил ему прямо в лоб. Касим закричал от боли. К нему бросились телохранители. Увидев, что царь ранен и по лицу его струится кровь, они были поражены и принялись искать того, кто покушался на государя. Я же поднялся повыше и стал осыпать камнями всех, кто находился подле шатра. Над этим местом и вокруг него я расшвырял все камни, которые собрал накануне в сундук, и ранил многих солдат, которые кричали: «Каменный дождь!» В испуге и ратники и военачальники решили, что на сторону Бахмана встал сам Пророк. С воплями «Мухаммад на нас разгневался!» солдаты бежали прочь, оставив возведенные укрепления, шатры и палатки. Не решаясь вступать в сражение, обратился вспять и Касим.

Увидев поутру, что, вместо того чтобы нападать, враг поспешно удаляется, Бахман удивился. Он двинулся туда, где еще вчера был вражеский лагерь и где отступавшие в спешке побросали свое добро. Воины захватили все оставленные неприятелем ценности и поделили их между собой.

Сам Бахман отправился в погоню за неприятелем и взял его в плен. Во всех мечетях в тот день возносили молитвы за неожиданное избавление, а угрожавший правителю Газны царь Касим наутро скончался от полученных ран.

Поздно вечером царь Бахман посетил свою дочь и сказал ей:

— Дитя мое, я поспешил к тебе, чтобы вознести благодарность Пророку за его помощь!

И вскоре он получил возможность высказать мне свои чувства. Едва я вступил в комнаты, как он упал мне в ноги, поцеловал землю и воскликнул:

— О великий Пророк! Воистину я увидел твое милосердие и расположение к моей особе!

Я поднял его и ответил:

— Как же ты мог подумать, что я не помогу тебе в трудный час? Ради меня тебе было даровано спасение, и вот — Касим повержен. Отныне ни один монарх, ни один правитель земли не страшен тебе!

Царь Бахман с большими почестями похоронил Касима и приказал устроить всеобщее празднество по случаю того, что его дочь стала одной из жен Пророка. Мне же пришло в связи с этим в голову, что следовало бы устроить какое-нибудь чудо в честь бракосочетания Ширин и Мухаммада. Я накупил хлопка и белой смолы и устроил фейерверк. В то время как на улицах Газны веселились жители города, я взлетел повыше и, пропитывая хлопок этим горючим материалом, поджигал его и бросал вниз. Свидетели этого зрелища пришли в восторг. На следующее утро я пошел в город, чтобы послушать, о чем толкуют в народе. Одни говорили, что Пророк принял участие в празднике в форме огней, другие утверждали, что видели его самого посреди падающих звезд и что это был почтенный старец с белой бородой. Все эти разговоры доставили мне большое удовольствие, но увы! пока я таким образом лелеял мечты о будущем, одна искра от фейерверка попала в мой сундук и тлела там в то время, когда я прогуливался по Газне; таким образом, в мое отсутствие сундук сгорел дотла.

Не видя никакого выхода из положения, я решил отправиться куда глаза глядят и поискать счастья где-нибудь в другом месте. Я покинул Ширин и царя Бахмана, ушел из Газны и дня через четыре повстречал караван, двигавшийся к Каиру. Вместе с этим купеческим караваном я благополучно добрался до Каира, где устроился работником в ткацкую мастерскую. Несколько лет я проработал у своего хозяина-ткача, затем перебрался в Дамаск. Я не оставил своего ремесла, которое кормит меня и по сей день. Но ткачество приносит больше убытков, чем прибыли, наполняя мою жизнь трудом и разными хлопотами, и от этого я чувствую себя весьма несчастным.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ БАДР-ЭД-ДИНА ЛОЛО И ЕГО МИНИСТРА

Когда ткач завершил свой рассказ, правитель Дамаска отпустил его с миром, а своим собеседникам — министру и князю Сейф-уль-Мулюку — сказал:

— Этот человек кажется мне не более вашего довольным жизнью, и все-таки я пока не могу поверить в то, что никто на земле не считает себя вполне счастливым.

И он предложил министру сходить и расспросить всех придворных и военачальников.

— А сам я, — прибавил он, — поговорю с ними отдельно и узнаю, есть ли у них тайные горести, лишающие покоя и не дающие наслаждаться жизнью.