И только у порога догадалась спросить о его самочувствии. Господи, как ей стало стыдно в тот момент! До чего докатилась, подумать только! Эгоистка, эгоистка, такая же, как Волконский – вот уж воистину, с кем поведёшься!
Ворвалась вихрем к бедному одинокому старичку, вынула ему всю душу, заставив выложить самые сокровенные тайны, оберегаемые столько лет, и уже собиралась спокойно умчаться по своим делам, добившись от него всего, что было нужно! А про его больную спину, про его хромую ногу, про усилившуюся к старости головную боль – про это она спросила?
О-о, папенька был бы в восторге! Молодец, Саша! Ещё пару дней в обществе этих аристократов, и тогда точно станешь такая же, как они! Абсолютно ни до кого нет дела, кроме самой себя и своих проблем! Браво!
«Но я же вспомнила, – пыталась оправдать она саму себя, – вспомнила… потом…»
Ах, до чего тоскливо! Но любую тоску жирным крестом перечёркивало обязательство перед Мишелем. Она должна ему обо всём рассказать.
Этого хотела Юлия Николаевна.
И пока Максим Стефанович, обрадованный и польщённый тем, что кого-то, кроме него самого, интересуют его старческие болячки, жаловался на постреливающую поясницу и усталость в ногах, Саша наблюдала за его жестикуляцией с некой растерянностью, а сама пыталась представить реакцию Волконского на всю эту историю.
Увы, слишком неоднозначно. Он мог как и принять эту правду, так и категорически заявить, что всё это маразматический бред одинокого старика, выдуманный, чтобы разнообразить скучный досуг.
Но одно было известно наверняка: просто так это не пройдёт.
Александра обернулась на шум подъезжающей пролётки, цокот копыт отвлёк её от собственных тяжёлых мыслей, и она взмахнула рукой, призывая извозчика остановиться. Пока пролётка сворачивала с дороги на её зов, Саша повернулась к Рихтеру.
– Максим Стефанович, пояснице вашей необходимо тепло, вы не смотрите, что на улице жарко, весна-то она ох какая обманчивая! А колено, как обычно, протирайте каштановой настойкой на спирту, её вам ещё мой папенька рекомендовал! И к лету будете как новенький, мы с вами на пару ещё заплыв к тому берегу устроим!
Мишель очень надеялся, что это она не всерьёз, а Рихтер, судя по его озорной улыбке, надеялся как раз на обратное. Видимо, былого задора ещё не растерял и не отказался бы полюбоваться на стройную девушку в облегающем купальном костюме! Он послушно кивнул, точно прилежный ученик. На его морщинистом лице вновь зажглась лучезарная улыбка, а потом он взял обе Сашины руки в свои, и в этом жесте было столько невыразимой нежности, что та едва ли не расплакалась.
Ну а потом, не нарушая традиций, Рихтер крепко обнял её на прощанье. За этой трогательной сценой даже извозчик с любопытством наблюдал, посмеиваясь в усы.
– Спасибо вам огромное, Максим Стефанович, – прошептала Александра, чувствуя на себе пристальные взгляды со стороны. – Вы очень помогли. И не болейте, пожалуйста! Я обязательно приеду вас навестить, как только смогу!
"Конечно, милая. Обязательно приезжай, тебе здесь всегда рады!"
Она кивнула на прощанье и подошла к извозчику.
– Довезёшь до Большого дома, любезный?
Ванька явно такой удачи этим утром не ожидал и послушно закивал, мигом убрав ехидное выражение со своего лица, дабы не спугнуть таких выгодных клиентов.
– Это так у вас здесь называется имение? – полюбопытствовал Мишель у Саши.
– Его испокон веков так называли. Наверное, это из-за того, что особняк размерами действительно огромный, в разы больше пусть даже самого большого здания в городе, – ответила она и, сделав шутливый реверанс Рихтеру, направилась к пролётке.
Мишель подумал немного и, подойдя к Максиму Стефановичу, протянул руку.
– Не знаю, что вы ей там сказали, но всё равно спасибо, – произнёс он. Рихтер ответил на рукопожатие и чинно кивнул: пожалуйста-пожалуйста. А потом вдруг улыбнулся, казалось, совершенно без причины и, глянув в сторону Александры, перед которой извозчик уже открыл дверь пролётки, взмахнул рукой.
"Она хорошая девушка. Не давайте её в обиду. Пожалуйста, позаботьтесь о ней!"
Как ни странно, Мишель его понял. Тут не нужно было в совершенстве знать язык жестов, чтобы догадаться, что имел в виду Рихтер, когда так добродушно улыбался, глядя на Александру. И что ему нужно было на это ответить?
– Я постараюсь, – сказал Мишель. Он всё ещё сомневался, что понял правильно, но Максим Стефанович просиял и закивал с энтузиазмом – уж постарайся, пожалуйста! И слегка сжал его плечо в приободряющем жесте.