– Всего лишь ответов на мои вопросы, – спокойно, но не холодно и надменно как обычно. – Или ты всё же настаиваешь на осмотре? Я думал, тебе это неприятно…
Выражение лица Рауля стало каким-то совсем незнакомым для Катце – полу задумчивое – оно почему-то с одной стороны заставляло хоть чуть-чуть расслабиться, но с другой стороны монгрелу от блонди редко чего когда делалось хорошего.
– Что ж, если тебе так хочется, раздевайся и на кушетку, – кивок в сторону стоящих неподалёку кушетки и каких-то приборов не самого приятного вида.
– Мне… не хочется, – запинаясь, ответил Катце не смея поднять глаз. Он нервничал, дыхание участилось и во рту жутко пересохло. – Я могу к завтрашнему дню составит подробный отчет… Хотите знать, какой дискомфорт был? Хорошо.
Саднящая боль – тупая и постоянная. – Катце оперся ладонью о край стола, чтобы не сорваться. – Хотите знать еще? Хорошо… Мне было противно даже вспоминать об этом. Еще? Ладно. Я… – Катце вдруг осекся и уставился на Рауля. Он едва не сказал, что презирает блонди за это.
Эм абсолютно спокойно выслушал "исповедь" Катце.
"А вот и гордость…Точнее: лишь её верхняя часть. Интересно, а что дальше?" – Мне не нужно к завтрашнему дню, – спокойно и тихо, будто разговаривая с маленьким неразумным существом, – мне нужно сейчас. А саднящая боль была только потому что ты зажимался, – насмешливо, но не ехидно, – и не слушал того что я тебе говорю, так что отнесись к этому как к расплате за свою глупость.
Рауль не стал настаивать на продолжении оборванной фразы – ему не было особого дела до отношения к нему монгрела.
Блонди поднялся с кресла, собирая рассыпанные по столу бумаги:
– На кушетку, Катце… Проверим, как ты усвоил мои уроки, включая сегодняшний.
Желудок на миг свело, и к горлу монгрела подступила тошнота. Тон Рауля – холоден, и нужно было быть полным идиотом, чтобы не понимать: возражения бессмысленны.
Блонди хотел повторить эксперимент с монгрелом, а весь этот диалог – якобы о его самочувствии – был просто обособленным развлечением. Катце чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы его просто использовали, а не насмехались перед этим полчаса, вытаскивая из души всю подноготную, заставляя его бледнеть и кусать губы от бессилия и унижения. Он уже ощущал себя изнасилованным, причем это чувство было еще острее, чем в прошлый раз. Испиши он хоть сто листов, Рауль не успокоится, пока не разложит его на кушетке и не удовлетворит свое чертово любопытство.
Поджав от досады губы, Катце онемевшими пальцами расстегнул застежки на груди и снял жилет, затем – пояс, ботинки, комбинезон и нижнее белье. Потом, не поднимая глаз, прошел к кушетке.
– На спину или на живот? – тихо спросил он, чувствуя, как разум заполняет остервенение. На Рауля Катце не смотрел.
Блонди с полуулыбкой глядел на покорно раздевающегося, бледного – словно мрамор монгрела. "Гордость снова предают, выдержит ли на этот раз?" – На спину… для начала.
Подождав пока монгрел выполнит его приказ, Рауль не торопясь подошёл к кушетке с прикреплённым к папке листком бумаги. Сделав какую-то запись, он отложил папку на стол рядом с кушеткой и принялся медленно надевать тонкие резиновые перчатки.
– Согни ноги в коленях и раздвинь пошире, – Советник, наконец, справился с перчатками и подошёл вплотную. – Сейчас тебе лучше расслабиться. Для своего же блага.
Пошире? Это было легче сказать, чем сделать. Катце, преодолевая стыд и злобу, подчинялся, но от факта, что он начинает тихо ненавидеть Рауля, уже было никуда не деться. Эта ненависть медленно, но верно въедалась в его сознание как условный рефлекс.
Монгрел закусил губу, уставился в потолок – прямо перед собой, а пальцы его неосознанно уцепились за края кушетки. "Расслабится, расслабится…" – повторял мысленно дилер, но тело почему-то вело себя по-другому, словно само по себе готовилось к стрессу, защищалось.
Рауль чуть поморщился – монгрел не желал расслабляться; к нему не требовалось даже притрагиваться, чтобы понять это. "Мало ему что ли прошлого раза? Нравится грубость?" Впрочем, блонди ещё с прошлого раза понял, что Катце грубость не по вкусу. Оказалось что монгрелы – на его удивление – отличаются друг от друга, и то, что пэта Ясона приводили в восторг жестокость и властность его хозяина, совсем не означало, что то же самое заставит дилера полностью подчиниться ему.
Физическое подчинение уже не интересовало Эма, ему нужно было гораздо большее, что он и собирался получить, а для этого требовалась смена тактики.
– Не хочешь ты по-хорошему, – тихо, почти сожалением вздохнул Рауль. – Ну хорошо…
Он снял перчатку с правой руки и одними кончиками пальцев прикоснулся к внутренней стороне бедра монгрела. Рука замерла на несколько секунд, а затем медленно погладила кожу лёгкими круговыми движениями, будто давая к себе привыкнуть. Глаза блонди в этот момент неотрывно следили за выражением лица Катце, фиксируя каждое изменение.