– Нет, – казалось, что язык онемел и плохо слушается. Голос дрогнул: – Все более чем ясно.
Ответ монгрела, конечно, можно было бы предугадать, но всё же блонди в тайне надеялся на "сотрудничество", а не на "продолжение холодной войны".
– Да? – невозмутимо спросил он. – И что же конкретно – тебе ясно? Потрудись объясниться… – ни голос, ни выражение лица не изменились, но вот все терпение Эма быстро куда-то улетучилось. "Что ж, уроков жизни он явно не понимает… Это уже даже не интересно, это раздражает".
Рауль расслабленно сидел в кресле, не меняя позы, кончиками пальцев едва слышно постукивая по ручке и искоса следя за монгрелом. "Я хочу знать его мысли – вдруг понял он отчётливо, – мне это необходимо".
– Чего ты от меня хочешь? – Катце странно усмехнулся и, собравшись духом, поднял голову. Минуту назад дилер был уверен, что его воли хватит хотя бы на первые десять минут разговора, но его уже начинало внутренне трясти. – Да, я сделал глупость,- прошептал он. – Я был не прав. Твоя личная жизнь, не мое дело и меня не касается. Ты должно быть счастлив со Стоуном… Что ж, я рад за тебя. Правда.
Кто-то ведь из нас двоих должен быть счастлив, правильно? В конце концов, мы оба свободны в выборе партнеров, просто я не сразу понял свою удачу. Мне ведь больше не надо дергаться от каждых случайных шагов в коридоре, Рауль, и с надеждой ждать, что в двери войдешь ты. Мне не надо часами пялится в монитор, где выведенная на рабочий стол панель Љ2 с надписью Второй Консул Амои хронически помечена серым. Мне не надо принимать душ два раза в день, думая, а вдруг ты придешь, и меньше курить, и стоять в лифте Эоса выбирая между девяносто девятым этажом и нужным для дела. Мне давно следовало понять, что для тебя Катце нет, и никогда не было. Есть "бывший фурнитур Ясона Минка", или "тот монгрел – какой-то дилер Черного рынка". Стоун действительно лучше меня и незачем отрицать очевидное: он красив, полноценен, элита, он наверняка понимает тебя. В отличие от него я не способен на это. Я не понимаю даже смысла слов, а причины твоих поступков для меня безнадежно темны. Со Стоуном должно быть все иначе – вы равны и думаю: тебе никогда не придется ему ломать руки, ссылать, или ставить на место.
С ним ты нашел то, что искал. Я же не достоин такого совершенства, как ты, Рауль, и это не ирония. Я, правда, так считаю, – Катце не знал, зачем он говорит все это – просто все его тайные мысли вдруг сами вырвались наружу, словно задержись они на секунду и монгрел бы просто умер. – Дилер выдавил из себя спокойную улыбку – только получилось слишком горько – чересчур: – Ты это хотел услышать?
Доволен?
Катце не смог сказать, что все его поступки объясняются одним единственным словом – "любовь". Слышать насмешки Рауля не хотелось, монгрел и без того сказал лишнего.
Блонди удивить нелегко – практически невозможно, если уж быть до конца откровенным – но этому монгрелу удалось. Но не тем, что Катце признался в своих чувствах, хотя о ревности и так всё было понятно, Раулю просто было дико осознавать то, что этот эксперимент до сих пор действовал, приносил плоды. Эм с недавнего времени не стремился больше изучать мышление монгрелов-кастратов, но, видимо, интерес к ним, а точнее к Катце уже въелся в кору головного мозга и блонди продолжал эксперимент подсознательно, манипулируя чувствами и эмоциями для более близкой привязанности. Всё. Ближе некуда.
Рауль медленно нажал двумя пальцами на переносицу, пытаясь спокойно посмотреть на ситуацию, ничего при этом не упустив. Катце говорил много – не всё по делу, конечно – но возможно это один из способов выражения чувств. Кто знает?
Признание одновременно доставляло раздражение и странное чувство самодовольства, к которому примешивалось ещё более странное чувство, название которого пока оставалось загадкой.
Эм вряд ли мог сказать, сколько времени прошло с тех пор, когда умолк монгрел – мысли были важнее. Нужна ли ему эта…любовь? Зачем она ему? Что это даст? На эти вопросы ответов не было, результат он получил, а вот что с ним делать не решил – высшая степень непредусмотрительности! И как это могло случиться с ним – Вторым Консулом Амои?!
Рауль нахмурился. "Так нельзя, пока это всё не зашло слишком далеко, хотя уже и так – слишком далеко".
– Ты придаёшь чувствам слишком большое значение, – произнёс он холодно, – это верный путь к гибели.
– Да? – вырвалось у монгрела само собой – насмешливо и отчаянно, и все равно голос сел и стал тихим: – Но, ты же ЭТОГО хотел. Не так ли? Ты и сейчас хочешь
ЭТОГО.
У Катце было стойкое ощущение, что он спятил. Рауль либо слепой, либо наивно полагает, что у Катце есть шанс повернуть вспять? Блонди всегда остаются Блонди, и то, что Эм не понимал чувства монгрела – было лишним тому подтверждением. Он так и не узнал, к чему привел весь его эксперимент – не увидел, что Катце уже погибал: от нестерпимой боли, тоски, от этих одиноких вечеров в тщетном ожидании.