Роковое дерево Книга пятая (ЛП)

Все чаще Берли ловил себя на том, что смотрит на этот свет и мечтает подойти к нему поближе. Как ни странно, это чувство не вызывало того отвращения, которое непременно вызвало бы еще сравнительно недавно; скорее, признав свою вину и взяв на себя ответственность за свои действия, граф почувствовал некоторое удовлетворение — как будто компас, долгое время показывавший неверное направление, теперь исправили, и стрелка опять показывает на истинный север.

Но это было еще не все. В тех случаях, когда граф сосредоточивал свое внимание на примере большого пекаря, он обнаруживал, что может получить небольшую передышку от своих назойливых мыслей. Имея перед глазами добрый пример Этцеля, он неожиданно обрел покой.

ГЛАВА 17, в которой за мир приходится платить

В третий и последний день праздник в честь заключения договора между булгарами и византийцами завершился молебном и благодарением за то, что трудности войны остались позади, и пришел блаженный мир. Ему радовалась вся империя. Солнце только что село в Мраморном море, когда на башне зазвонил колокол. Император с несколькими высокопоставленными чиновниками покинули пир, и дальнейшее празднование продолжалось в соборе Святой Софии, расположенном сразу за стенами императорского дворца.

Путь в святилище великой церкви лежал через огромный двор без колонн или арок. Под куполом храма хватало места для колокольни. Мозаики украшали верхние части стен, а скаты многокупольного потолка занимали колоссальные фигуры святых, ангелов и крылатых серафимов с огненными мечами. В этом интерьере меркла гордость любого самого заносчивого прихожанина. Входящий терялся перед величием Царя царей и Господа господ, все человеческие существа, включая земных императоров и властителей, невольно склоняли головы.

Огромное пространство поглощало звук, оставалась лишь тишина вечного, нескончаемого покоя, прерываемая то и дело перезвоном колоколов или жалобами хора. Пол и внешние колонны были отделаны разноцветным мрамором; главный алтарь покрыт золотой тканью, а по бокам стояли две свечи размером в полтора человеческих роста. Блестел полированный камень, блестело золото… Свечи наполняли воздух ароматом и освещали неф, мягко мерцая сквозь легкое облако ладана, отражаясь в каждой полированной поверхности.

Императорская свита во главе с императором расположилась перед главным алтарем. Хейвен быстро нашла главного советника царя Петара, стоявшего позади Симеона I, и они с Джайлзом встали рядом. Петар скосил глаза и чуть заметно кивнул, показав, что они заняли верные места. Как только царственные особы расположились и разобрались со свитами, из комнат по бокам нефа вышли десять служителей, одетых во все черное; за ними появились младшие священнослужители, уже в белом, каждый нес серебряный крест.

Священники встали вокруг алтаря, за ними следовали церковные иерархи в красных одеждах. Их было двое, и они встали по обе стороны от алтаря; остальные выстроились в ряд позади них. Трижды громко прозвенел колокол, после чего в храм вошел патриарх со своей свитой. Возглавляли ее два епископа с крестами, украшенными золотом и жемчугами; прямо за архиереями шел император Лев в мантии из алого шелка — святом саккосе, украшенном вставками с вышитыми сценами из жизни Христа. Голову императора прикрывала митра, увенчанная четырехгранным крестом, на руках — особые рукавицы, украшенные жемчугом, рубинами и янтарем.

Следом за императором с трудом двигался очень старый человек. С ног до головы его укрывали пурпурные шелка, камилавка сверкала драгоценными камнями. На его грудь спадала длинная белая борода, на шее висел тяжелый крест на золотой цепи.

— Объясни, что происходит? — прошептала Хейвен. — Кто этот старик?

Петар закатил глаза, но ответил:

— Константинопольский Патриарх. Первосвященник Святой церкви, которому нет равных на земле, кроме императора, конечно.

Служба началась почти так же, как мессы, знакомые Хейвен. К тому же она не раз видела, как священники царя Симеона служили в лагере. Но атрибуты — великолепие золота, серебра и драгоценностей, множество свечей и облако благовоний, великолепие священников не имели себе равных на Западе. Все, от невероятно богато украшенных одежд до ароматных благовоний, казалось, было создано для того, чтобы удивлять, восхищать и, в конечном счете, вызывать трепет. В довершение к этому неземное пение хора приводило любого прихожанина в неизменный восторг.

Хотя Хейвен старалась следить за ходом службы, ей это не всегда удалось; ее качало на волнах звука, света и чистых эмоций. Прежде чем она успела это осознать, служба завершилась. Собравшиеся вышли на улицу, где на площади перед входом в собор царь Симеон прощался с императором Львом и городом своего триумфа. Два правителя, держа друг друга за руки, обменялись поцелуем мира и попрощались; служители начали расходиться. Хейвен и Джайлз направились было за свитой царя Симеона, но тут к ним подошел худой, длиннолицый мужчина с лысой головой и большими грустными глазами.