Роковой бриллиант дома Романовых

Она улыбнулась и вошла обратно в комнату своего пациента.

Но у входа она неожиданно остановилась и широко раскрытыми глазами посмотрела на Бренкена, который в белой повязке вокруг головы сидел на кровати и неподвижно смотрел на нее.

— Что это значит? — испуганно спросила она. Про себя она подумала: «Разве в нем сидят таинственные силы? Разве он чувствует опасность, угрожающую ему?»

У него были ясные глаза. Как раз наступил тот непонятный момент, когда Вольдемару фон Бренкену, несмотря на сильную боль в мозгу, в первый раз удалось прийти в себя, и он совершенно ясно и отчетливо сознавал, где он находится.

На несколько минут воцарилась полная тишина. Его взгляд был прикован к Лу де Ли. Она выдержала этот взгляд и в конце концов заставила себя даже улыбнуться.

«Смешно, — подумала она. — До сих пор еще ни один мужчина не имел власти надо мной. А вот теперь этот — больной и беззащитный…»

— Где я? — спросил офицер.

— У меня. У Лу де Ли. Вы помните?

Он медленно и с глубокой меланхолией кивнул больной головой. О! Помнит ли он! С болезненной отчетливостью ему сразу представилось все, что произошло за это время.

— Я потерпел поражение, — пробурчал он сквозь плотно сжатые губы.

— Нет. Это ни причем. Вы попросту больны.

— Не будем играть в прятки друг с другом, Лу де Ли. Я совершенно ясно помню все, что случилось. У вас находится голубой Могол императрицы!

Она покраснела, совершенно не ожидая, что он начнет именно с этого.

— Да. Он — моя собственность.

— Нет. Он был украден.

Она бросила на него изумленный взгляд.

— Украден? Вы болтаете вздор, курьер!

При слове курьер он слегка вздрогнул. Значит, она знала также… и о нем… И решила использовать против него сведения. Ему следовало быть настороже. Он находился во вражеском лагере, пленным!

— Да, украден, — продолжал он, несмотря ни на что, причем его лицо покрылось смертельной бледностью, — украден при помощи предателя князя Сулковского.

— Вы это знаете?

— Я знаю еще больше!

— Сулковский не был предателем, курьер! Сулковский был только бедный дурень. Он любил меня, но я не любила его!.. Мужчинами надо командовать… Они, как рабы.

— Крепостные, да, может быть… но не все!

— Не вы, курьер, конечно! — улыбнулась она, показав при этом большие белые крепкие зубы, и уселась рядом с ним на кровать. — Вы разве не знаете, что я тогда, когда вы как вор проникли ко мне, могла приказать арестовать вас? Вы знаете, что вам тогда предстояло? вас поставили бы к стенке на ближайшем перекрестке и зарыли бы ваше тело, как дохлую собаку!

Он продолжал смотреть ей прямо в глаза. Эти глаза блестели как медь на солнце. «Они жгут, — подумал Бренкен. — Она некрасива. Или она, быть может, прекраснее всех других женщин. Мне это еще не вполне ясно. Но у нее в глазах такая сила, что едва можно избегнуть ее. Она излучает аромат, вызывающий головокружение». Он тяжело и устало опустился на подушки.

Ее руки коснулись его волос.

— Я вас не выдала, курьер, потому…

Он опустил глаза.

— Потому что вы мне понравились… Потому что я с первого момента полюбила вас…

Он коротко рассмеялся.

— Вы полагаете, что я один из ваших крепостных?

Она сердито поднялась и зашипела как змея.

— Курьер, я еще никогда в жизни ни одному мужчине не говорила, что люблю его. Я никогда еще не любила ни одного мужчину. Вы первый человек, которому я это говорю!

Он закрыл глаза и замолчал. Он думал о Насте, о своей дорогой возлюбленной, о ее ясных глазах и пытался прогнать греховное наваждение, которое одуряющим ароматом нахлынуло на него.

Лу подумала, что он спит. Она медленно поднялась. Ее место заняла японка, которая на корточках уселась на полу, не спуская с больного своих блестящих, словно наведенных тушью глаз. Бренкен ненавидел азиатов. Он остался лежать с закрытыми глазами до тех пор, пока не пришел японский врач, чтобы осмотреть его голову. Он нашел пациента в полном сознании и значительно поправившимся. Бренкен недоверчиво разглядывал его. С бьющимся сердцем он смотрел на картину летнего захода солнца.

— Какое число сегодня, доктор? — спросил он по-английски.

— Сегодня… Двадцать первое мая, — гласил ответ.

Потом Бренкен снова остался наедине со своей тюремщицей.

Начиная с этого дня, Лу наблюдала за ним очень внимательно. Когда он настолько поправился, что мог без опасности для здоровья часами сидеть в кресле, она сказала ему, что знает решительно все. Он находится на службе у царицы. Она же уже в течение долгих лет является тайным агентом большевиков и в ближайшем будущем собирается отправиться на Урал.

— Что вы там будете делать? — спросил Бренкен.

— Разве там для вас поле деятельности?

— Ну, конечно, мой дорогой! Я руковожу контрразведкой против белых войск. Я уничтожу Колчака.

Бренкена кольнуло в сердце.

— Колчак? — тихо заметил он. — Прошло много месяцев с тех пор, как я заболел. Я ничего не знаю, и вы, конечно, солжете мне, если я спрошу вас кой о чем.

— Нет, я скажу вам всю правду.

— Колчак борется с большевиками?

— Да. Он медленно наступает на Екатеринбург.

— Так, что ему нужно в Екатеринбурге?