Роковые иллюзии

У «Нормы» не было сомнений в важности порученного ей дела. Она должна была стать единственным контактом «Лирика», как теперь называли Маклейна в сообщениях НКВД. Специально обученная фотографии и использованию тайных средств связи, эта добросовестная женщина принадлежала к новому поколению советских офицеров разведки, специально обученных, чтобы быть посредниками в деле руководства агентами. Революция для «Нормы» была лишь воспоминанием детства. Она была темноволосой привлекательной женщиной, всего четырьмя годами старше своего подопечного. «Норма» была пятым по счету офицером НКВД, которого он встретил за четыре года, — об этом факте Маклейн упоминал в автобиографии, написанной по просьбе Центра в ноябре 1942 года. Маклейн признавал, что, до того как приехала «Норма», чтобы управлять его тайной жизнью, он почти ничего не знал о личности агентов, руководивших им.

«Один из ваших людей, с которыми я работал, назывался „Маленький Билл", — вспоминал Маклейн. — Я не знал его настоящего имени и не могу помочь вам установить его личность, кроме того разве, что, наблюдение, он рекомендовал как я думаю, он позднее вернулся к своей работе в бумажной промышленности»[431]. Он так никогда и не узнал, что этого человека звали Игнатий Рейф и что единственная его связь с бумажным производством заключалась в том, что он был членом бригады по заготовке леса в сибирском лагере, когда отбывал там восьмилетний срок приговора к каторжным работам, который он получил во время «чистки». «Затем был „Большой Билл", позднее работавший в Испании». Ясно, однако, что Маклейну не были известны настоящие имена ни Орлова, ни Малли, поскольку он рассказывал Московскому центру, что помнит только, что последний был «высокий венгр по имени Теодор», «бывший монах», Дейча он охарактеризовал как «чеха и ученого», называвшего себя «Отто» или «Стефаном»[432]

.

Первое знакомство Маклейна с «Нормой» вызвало, очевидно, удивление. Как показывает ее досье в НКВД, 4 апреля Центр разрешил «Сэму» организовать их встречу. Шесть дней спустя Графпен телеграфировал в Москву: «„Норма" установила контакт с „Лириком"»[433]. Буквально через несколько дней Маклейн принес большую пачку документов министерства иностранных дел в квартиру «Нормы», где она их пересняла, а затем он забрал их назад. Ролики непроявленной пленки «Норма» передала Графпену, который переправил их диппочтой в Москву.

Выбор Московским центром хорошенькой молодой женщины в качестве офицера-куратора для Маклейна оправдывался, в частности, тем, что их частые свидания до поздней ночи едва ли давали повод заподозрить в их отношениях что-либо большее, чем естественную любовную связь. Однако не прошло и нескольких недель, как «Норма» превратила «легенду» в реальный роман в лучших традициях сердцещипательного шпионского триллера[434]. Орлов впоследствии заметит в своем «Пособии», что «идеалистически настроенные молодые женщины», работавшие в качестве агентов НКВД, нередко «действовали как мощный стимул» на молодых людей из высшего класса, которых «сначала воспитывала гувернантка как маменьких сынков, а затем их посылали в частные школы для избранных». Он считал, что такие молодые люда, естественно, «увлекались отважными молодыми амазонками, и их интеллектуальные связи нередко перерастали в роман». Орлов, тем не менее, не мог знать о любовной связи Маклейна со своим офицером-куратором женского пола — о связи, которая оказалась опасной для них обоих[435]

.

«Норма» вступила в любовную связь с «Лириком» в нарушение строгих правил конспирации советской разведки. В ее досье содержится сообщение, подтверждающее, что она совершила смертный грех, раскрыв Маклейну его псевдоним. При нормальном ходе событий Центр мог бы так никогда и не узнать о проступке «Нормы», если бы Маклейн из озорства не раскрыл секрет. Он сделал это в письме, которое вручил ей в запечатанном конверте для пересылки в Москву вместе с кипой документов из МИДа. Когда конверт был вскрыт, в Центре пришли в недоумение и в лондонское посольство телеграфировали указание резиденту срочно расследовать этот вопиющий случай нарушения правил безопасности. Встретившись с «Нормой», Графпен потребовал объяснить, каким образом Маклейн узнал, что его оперативный псевдоним «Лирик». Она призналась, что они безумно влюбились друг в друга. Она призналась также, что назвала Маклейну не только его псевдоним, но и свой. В Центр пошло сообщение «Сэма» о проступке «Нормы» с выражением глубоких сожалений о неосторожности и допущении столь опасного промаха[436].