Роксолана и Султан

– Кизляр-ага…

Тот недовольно обернулся к Фатиме, словно только что заметил, показывая обиду, сильнее поджал и без того превратившиеся в узкую полоску губы, мол, недосмотрела за подопечной… Фатиму это не смутило, она прекрасно знала цену и самому кизляр-аге, и его обиде, за столько лет службы в гареме прекрасно все изучила.

– Сказать что-то хочу.

– Не стоило бы тебя слушать, Фатима, да такой уж я добрый человек…

– Знаю, помню. Меня передать тебе просили…

– Что? – как ни старался, а скрыть интерес не получилось, всего на мгновение мелькнул интерес к подарку, но Фатима уловила, мысленно усмехнулась.

– Вот этот перстень.

– Кто передал и за что?

– Новенькая Хуррем. За то, что ты ей пример благородства преподал.

– Чего?

Озадачила-таки! О каком благородстве могла идти речь, если опозорился у всех на глазах, а она словно нарочно своей помощью это подчеркнула?

– Ты на нее не сердись, не умеет она еще свое уважение как следует выказать. Не зря валиде-султан мне советовала к твоей помощи прибегнуть, чтобы Хуррем правильному поведению обучить.

– Валиде-султан говорила о Хуррем?

Есть, попался! Но Фатима не лгала, вернее, лгала, но не слишком. Хафса действительно разговаривала с ней о Роксолане, но только по инициативе самой Фатимы. Услышав, как девушка читает стихи на фарси, она поспешила рассказать об этом валиде-султан. Тогда и состоялся этот разговор. Но для кизляр-аги достаточно самого упоминания о валиде-султан.

– Говорила. Эту девушку для Повелителя привез Ибрагим. Не купил, ему подарили, она вообще не продавалась ни разу.

– Да ну?

– Да. Была взята в плен благородными татарами, привезена в Кафу, где училась многому, а потом сюда, нарочно для Повелителя.

Вообще-то, Фатима вдохновенно врала со слов самой Роксоланы, но была недалека от истины, кроме разве слов о Повелителе, который и слыхом не слыхивал о новенькой наложнице.

– А чему училась-то?

– Греческий знает, арабский, персидский, стихи многие, беседы может вести философские…

Кизляр-ага с сомнением покосился на Фатиму. Та подтвердила:

– Да-да, не хуже твоего Ибрагима.

– Какой он мой?!

– Хорошо, не твой, Повелителя.

И вдруг заговорщически наклонилась к уху кизляр-аги:

– Как думаешь, если вместо Ибрагима Повелитель с Хуррем беседовать станет, нам лучше будет или хуже?

– С женщиной? – в голове кизляр-аги слышалось не просто сомнение, оно было с пренебрежительным оттенком.

Фатима, отстранившись от евнуха, почувствовала некоторое облегчение. Ну и запах! Как ни следил за собой бедолага, как ни менял повязки и ни мылся, а въевшийся запах аммиака из-за невольного недержания мочи был неустраним. Недаром в гареме говорили, что приближение кизляр-аги выдает не его шаркающая походка, а опережающий евнуха на две комнаты запах. Но никуда не денешься – терпели.

– Женщины, кизляр-ага, тоже разные бывают. Эта вон сколько газелей знает, по памяти вчера допоздна читала.

И снова Фатима преувеличивала, потому что назвать долгим чтение всего одного стихотворения нельзя никак, но Роксолана сказала, что знает еще много, почему бы не преувеличить?

– Ох, зря Ибрагим Повелителю такую привез, как бы самому в стороне не остаться.

Знала Фатима, на что намекнуть. Кизляр-ага терпеть не мог Ибрагима, как и многие другие, считая его выскочкой. Раб-советник у султана! Ни к чему это. Можно, конечно, выслушивать умных рабов, но не держать же при себе день и ночь!

Против Ибрагима кизляр-ага готов был поддержать кого угодно, даже новенькую.

Фатима хорошо почувствовала эту готовность.

– Так ты поможешь мне обучить правильному поведению Хуррем, чтобы глупостей не натворила?

Кизляр-ага покрутил на пальце новый перстень, Фатима точно угадала размер, подарок пришелся впору.

– Помогу, если зазнаваться не будет.

– Не будет! – твердо пообещала рабыня.