Роксолана и Султан

– Она правоверная. К тому же сестра друга нашего Ибрагим-паши.

– И к чему этой Хуррем учиться? И без того весь ум в книги ушел.

– Она еще одно письмо Повелителю написала…

– Еще? Чего же ей нужно, ведь Повелитель не отвечает.

– Валиде-султан, они договорились, что Хуррем будет писать каждую неделю, а он необязательно отвечать.

– Это она тебе сказала?

– Да.

– Лжет.

Кизляр-ага вздохнул:

– А если правда?

Хафса и сама об этом подумала. Что, если они и впрямь договорились, что Хуррем будет писать? Все могло быть, если вспомнить, что султан сам по вечерам учил наложницу выводить закорючки на бумаге, точно она не женщина, а ученый улем.

Хай Аллах! Знала бы, как повернет, разве допускала под очи Повелителя эту певунью?! И в гарем не взяла бы. Вот змею подбросил Ибрагим!

– Иди выполняй приказы новой госпожи.

И кизляр-ага тоже хорошо знал валиде, и его не обманула ее притворная послушность судьбе.

– Я выполняю приказы Повелителя, валиде-султан.

Хотел добавить, что Повелитель околдован змеей, но придержал язык: кто знает, как повернет?

И снова он привычно сложил ручки внизу живота, но опомнился. Шайтан! Пока не знал, вел себя, как хотел, а теперь вот вспоминай каждый раз, что пальцы переплетать нельзя и руки складывать тоже! Когда семенил от валиде по коридору, мелькнула мысль, что, может, своей дурной привычкой и испортил себе жизнь? Может, потому и лишился мужского достоинства, что к нему руки прикладывал?

Хотя нет, лишился раньше, позже стал его словно защищать, скрывать отсутствие за сложенными руками. Кизляр-ага снова мысленно выругался, словно Хуррем виновата, что он кастрат.

Валиде сказала Роксолане правду: Ибрагим действительно нашел для султана новую наложницу. Он очень постарался, Анна была похожа на саму Роксолану – зеленоглазая, стройная, образованная и умная, только ростом выше, под стать самому Сулейману. Она была опытная в любви, одинаково хорошо умела доставить мужчине удовольствие в постели, поддержать разговор или просто разыграть смущение.

Казалось, перед такой наложницей Сулейман не устоит. Он и не устоял, даже не находил нужным сопротивляться. Разве султан должен отказываться от красивой женщины только потому, что дома ждет беременная наложница? Никогда такого не бывало и никогда не будет.

Ибрагим раздобыл красавицу в Софии. И новая женщина у султана, казалось, заставила его забыть, зачем пришел в эту землю. Остановились, стояли уже не первый день, а Сулейман все не объявлял, куда пойдут дальше. Формально просто ждали, пока подтянется остальное войско, в действительности султан проводил дни и ночи с Анной и охотился. Охотился тоже с ней, бесстрашная красотка скакала рядом, пыталась стрелять из лука, восторженно кричала, лица при этом не прятала.

Может, это и подкупало Сулеймана? Необычная женщина с необычным поведением, такую в гарем нельзя, но Анна вызывала восторг своей смелостью, презрением опасностей, ловкостью и любовным пылом. Он довольно быстро выяснил, что ее знания не просто поверхностны, а обрывочны и никуда не годны, красавица нахваталась умных выражений, не всегда понимая их смысл, но умело щеголяла «образованностью».

Две недели султан расслаблялся в обществе гяурки, две недели его наставник Касим-паша сокрушенно качал головой: идти в поход, чтобы забавляться с женщиной? Об Анне бросил Повелителю невзначай:

– Вряд ли такая будет хорошей матерью…

Сулейман рассмеялся:

– Я не жду от нее детей.

– И в гарем ее нельзя, перессорит всех со всеми, – упрямо добавил Касим-паша.

– И в гарем не возьму. Эта красавица только для забавы на время. В гареме и без нее женщин достаточно.

Но о Хуррем упорно молчал, даже с Ибрагимом молчал. А тот молчал, боясь себя выдать.

Роксолана была права, чувствуя его страсть, обжигающую на расстоянии, такова была сила воли и характера грека, что если чувствовал что-то сильно, то и впрямь мог издалека убить или сжечь. Он желал оставленную в Стамбуле женщину. Не свою, Сулейманову, носящую от султана ребенка, но от этого ставшую почему-то еще более желанной. Ибрагим уже забыл свое давнее намерение выдать своего сына от Роксоланы за султанского и привести его к трону. Нет, сейчас он просто хотел эту женщину!

А то, что она почти кадина, распаляло страсть еще сильней. По ночам представлял, как обнимает, зовет с собой, она отвечала… Чувствовал, что отвечала, поддавалась его рукам, губам, его страсти, загораясь сама.

И вдруг перестала! Там, вдали, женщина словно очнулась, стряхнула с себя наваждение далекой страсти Ибрагима, оттолкнула его руки.

Ах так? Ты будешь моей, даже если это приведет и к твоей, и к моей гибели! – решил Ибрагим. Почему, зачем? Разве не было, кроме этой зеленоглазой худышки, других женщин? Умных, красивых, достойных его любви, возможно, больше, любовь к которым не угрожала жизни? Или именно опасность распаляла Ибрагима сильней самой страсти? Он и сам не смог бы ответить, знал одно: вернется – продолжит атаки на Хуррем, будет добиваться ее, пока не добьется.

А пока вокруг были походные шатры, и сладко стонала на ложе султана красавица Анна.