Роксолана. Королева Османской империи (сборник)

— Не будешь есть — осунешься за неделю, станешь некрасивой, и тогда никто на тебя не посмотрит. И тебя отдадут старому татарину, будешь работать в поле, тяжело работать до самой смерти. Лучше позаботься о своей красоте. Ешь плов и шербет…

И неизвестная пленница из Подолья принесла ей вкусное блюдо. Она приходила каждый день, помогала, как могла и чем могла. Так продолжалось, наверное, месяца три. Однажды пришла и сказала:

— Хан приказал тебя лелеять, как дите, даже развлекать, чтобы не скучала.

— Зачем это? — удивилась Настенька.

— Затем, что хочет подарить тебя самому султану турецкому, а не продать, — это я знаю наверняка.

Настенька похолодела: «Это мой конец — думала она в отчаянии. — Это уже последние дни мои, попала в западню и не выйду, наверное, никогда на свободу, зашьют в мешок и бросят в море. Прощай, Украина… Прощай, село… Прощай, пан Ярема». И она заплакала.

— Что же мне делать? — шептала она.

— Ничего… жди, что будет…

— Я не могу ждать…

— Сможешь… я тоже говорила, что не смогу, но все же привыкла…

— Я потеряю тебя, моего единственного спасителя… я умру с горя!

— В Стамбуле у этого султана есть гарем, там живут много женщин хороших-прехороших, а среди них, я слышала, есть и наши, называют их в гареме «черкешками», а как встретишь их, может, и подружишься. Мне, милая, хуже, — тянула она уныло. — Здесь, в Бахчисарае, я одна-одинешенька. Когда в Стамбул уедешь, скучать я по тебе буду, мое сердце. Итак, моя перепелка, давай обменяемся крестиками и будем навеки сестрами.

Настенька обняла пленницу и горько заплакала. Отдавая ей свой крестик, она сказала:

— Кто из нас первый выйдет на свободу, пусть даст знать родственникам о горькой нашей судьбе.

— Пусть будет так, дорогая, — целовала ее старшая пленница.

— Я подольская, из села Кадиевки, имения магнатов князей Острожских, а зовут меня Оксана Барат; окликнешь моего родного брата Зиновия Барата, если где-нибудь его встретишь, а где он сейчас — не знаю.

— Я знаю, — слушая внимательно, сказала тихо Настенька.

— Ты! Боже мой… — почти простонала Оксана. — Как… откуда ты знаешь?

— Он у пана Яремы Сангушко городовым казаком, а пан Ярема в Лубнах, в имении князя Вишневецкого… Пан Ярема мой жених… — плакала уже Настенька.

* * *

В Настенькины покои повадился ходить настоящий турок-геркулес. Он разговаривал с нею ласково, но каким-то женским голосом. Через некоторое время Настенька услышала краем уха о своей дальнейшей судьбе: она была неутешительна. Как говорила Оксана, так и произошло: хан отправлял ее в Стамбул, к самому турецкому султану. А повезет ее морем тот великан-турок, главный евнух, как говорила Оксана. Зовут его Ахмет-бей; он кроткий человек — если гаремные женщины послушны, а если нет — идет к самому султану с жалобой, тогда уже порядок наводит сам султан.

— Как же султан наводит порядок? — спросила Настенька.

— А так… прикажет зашить живьем в сумку, а потом в Босфор… — И весело засмеялась. Она узнала от Ахмета, что тоже поедет, чтобы развлекать Настеньку в пути. Хан очень хочет угодить султану.

— Ты рассказываешь такие ужасы и еще смеешься, ну и шутки, — уколола подругу Настенька.

— Какие шутки! Мне, милая, не до шуток: провожу тебя до Босфора, а потом снова в Крым, к своему хану…

Стамбул. Фонтан Султана Ахмеда III

А этим мешком я и не думала шутить: у тамошнего султана такие порядки, но так поступают только с непослушными.

Она помолчала, потом шепнула:

— Думаю, что ты будешь кроткой и тихой, таких любит султан, тогда избежишь любых бедствий…

— Лучше бы зашили меня в мешок, чем так скитаться…

— Не смей такое говорить! — пригрозила Оксана. — На все милость Божья, Он помилует нас, поэтому будем молиться, чтобы освободил из тяжелой неволи, — и поцеловала пленницу.

У Ахмета было двадцать пять стражей, они должны были следить за пленницами — если за какой-нибудь не уследят, всем им будет «секир-башка». Он важно ходил и всегда оказывался там, где его не ждали. Тогда улыбался, чмокал толстыми губами и по-женски лепетал: «якши… якши…»

* * *

По морю плыли в комфорте. Обеим женщинам разрешено было сидеть на мягких турецких канапе. Оксана рассказывала все, что знала об этой стране. Издалека все города походили на какую-то волшебную восточную сказку с белоснежными минаретами вдоль моря, с черными неизвестными ей людьми, большими волнами на воде… Откуда-то налетал теплый ветер, который нежно ласкал лицо и расчесывал волосы… Это было Черное море — так говорила милая Оксана.

Все было хорошо… бесконечно хорошо!

К вечеру были уже возле Золотого Рога.

— Это уже настоящая Турция, — громко сказала Оксана. — Теперь будем искренне молиться Богу, чтобы удачно причалить к басурманской земле и вместе освободиться оттуда.

А галера все плыла и плыла… Огнями блестел Золотой Рог, и сияли роскошные дворцы турецкого султана.

* * *

Бледный, как полотно, слушал пан Ярема Сангушко печальный рассказ молодого казака Зиновия Барата об ужасном пленении Настеньки Висовской и о смерти старого пана сотника на пороге своего дома.

— Что будем делать? — хрипло спросил пан Ярема.