Судя по тому, как вел себя этот нахал, он привык общаться со служанками. Вот пусть и общается, а о ней может забыть! И она забудет.
Но одно дело твердо решить, и совсем иное самое твердое решение воплотить в жизнь, особенно если дело касается сердечных мук. Еще никому не удавалось заставить себя кого-то разлюбить, от этой сладкой муки избавиться невозможно, нет ни лекарства, ни другого способа избавиться. А если еще и не очень хочется избавляться?
Айше сколько угодно могла убеждать себя, что забыла о существовании Аласкара, все равно в каждом, кого видела, искала его…
И сон почти пропал, она ложилась, отправляя даже служанок, лежала тихо-тихо, чтобы кормилица поверила, что она спит, а сама лежала в темноте с открытыми глазами и слово за словом вспоминала все сказанное Аласкаром и ею самой в саду Сакарьи.
Сказано было совсем немного, но теперь каждое слово казалось почти вещим.
Не в силах лежать, Айше Хюмашах тихонько поднялась и на цыпочках подошла к окну. Ночь была теплой, одной из последних теплых ночей осени, потому зарешеченное окно открыто. Девушка не замечала, что лежавшая также без сна кормилица осторожно приподняла голову. Она плохо видела, особенно в полумраке, но хорошо слышала, а, главное, не забыла собственные юные годы.
Латифа понимала состояние своей любимицы, искренне жалела Айше, потому что понимала и то, что любовь внучки султана не закончится счастливым браком. Любая другая девушка могла надеяться уговорить родителей выдать ее замуж за любимого, любая, но не дочь или внучка Повелителя. Разве что влюбится в Великого визиря, вон как Хатидже Султан когда-то. Но и та не знала женского счастья, полюбить самой еще не значит, что полюбят тебя. Ибрагим-паша быстро завел любовницу и счастье не состоялось даже в браке по любви, потому что любовь оказалась односторонней.
А Айше и влюбляться не в кого…
Но в кого-то же влюбилась?
Сама Айше отодвинула легкую занавеску и едва не закричала от ужаса. Не успела, потому что висевший на ветке прямо возле окна Аласкар приложил палец к губам:
– Тсс!..
– От…куда вы здесь?
– Госпожа, я решил, что был не слишком вежлив в прошлый раз, приехал, чтобы извиниться.
Уши у Латифы выросли в полтора раза, они встали на макушке, как у сторожевого пса. Так вот кто не давал покоя сердечку ее воспитанницы! Кто же это такой? Латифа была готова в любой миг вскочить и поднять тревогу, чтобы наглеца поймали и заковали в цепи, но то, что Айше разговаривала с этим человеком спокойно и он упоминал какую-то предыдущую встречу, заставило ее пока подождать в криками.
Айше уже чуть пришла в себя и усмехнулась:
– Просить извинения вот таким способом?
– У меня нет другого. Вы меня простите?
– Вас сейчас заметят и арестуют!
– Если вы будете кричать, то непременно. Но ради того, чтобы вы пришли навестить меня в тюрьму, я готов быть арестованным.
– Вас не посадят в тюрьму, вам отрубят голову!
– Госпожа, если вам доставит удовольствие смотреть на это, я готов пожертвовать собственной головой.
– Такую, как ваша не жаль, немногого стоит. Господин Аласкар, перестаньте болтать и слезайте, пока вас и впрямь не арестовали или не убили.
– Скажите, что вы меня простили…
– Простила, простила. Что вы вообще делаете в Биледжике вы же собирались ехать в Болу?
– Организовал нападение на ваш караван и приехал сюда.
– Но мы не поедем в Аксарай. – Сказала и прикусила язычок, может, не стоило выдавать этот секрет? Но бабушка не скрывает, что они всего лишь в Эскишехир и не дальше…
– Я знаю, потому и организовал там. Не совершать же настоящее нападение на вас. Хотя, можно бы, чтобы похитить мою госпожу…
– Вы сумасшедший, немедленно слезайте! – зашипела на Аласкара девушка, но сквозь нарочито сердитые нотки в ее голосе Латифа услышала то, что и ожидала услышать – влюбленность и восторг.
Но их болтовня становилась опасной, потому кормилица повернулась, слегка закряхтев, на своем месте. Айше перепугалась:
– Кормилица может проснуться! Слезайте!
Аласкар тихонько рассмеялся, было слышно, как он осторожно скользит вниз, почти прошептав на прощанье:
– Сладких снов… до завтра…
Айше долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок, млея от восторга и ужаса. Не спала и Латифа, пытаясь понять, как же ей поступить. Выдавать свою любимицу она вовсе не собиралась, дать понять, что все слышала, значило оттолкнуть девушку от себя, но и просто молчать тоже нельзя. Где же виделись эти двое, что им было о чем вспоминать и обладателю красивого голоса нашлось за что извиняться? Как бы это узнать?
Кормилица так ничего и не придумала, но на следующий день нечаянно выдала свою любимицу султанше.
Айше ходила словно во сне, стараясь сдержать улыбку и витая мыслями в облаках. Это было так непохоже на обычно язвительную и живую девушку, что Роксолана забеспокоилась:
– Что это с ней, не выспалась?
– Влюбилась, – махнула рукой Латифа и тут же прикусила язык, но было поздно.
– В кого? Говори толком!
Когда госпожа задает вопросы таким тоном, лучше отвечать добром, потому что ответишь все равно, только последствия будут плачевны. Пришлось сознаваться.