Роман для нежных женских душ

Впрочем, пробки, они и в Африке пробки. Хотя масштабы европейских пробок несравнимы. Унаследовав от Пилар любовь к вождению, в трудные моменты жизни Ольга обычно садилась за руль. Дорога успокаивала и даже езда с частыми остановками и торможением помогала отрешиться от насущных проблем. Напряжение снимала и патриархальность пейзажа. Мелькали ухоженные поля, чистенькие полусонные городки, вдоль берегов озера угадывались виллы, спрятавшиеся за массивной оградой, неспешно закручивалась лента поднимающейся вверх либо ползущей вниз дороги. Плотные заросли смешанного леса сменяли величественные одинокие ели, плавные контуры долины дышали покоем. Горечь собственных переживаний постепенно ослабевала, теряя первоначальную остроту. За рулем и наплывающее одиночество не казалось печальным…

Вот и сейчас, прижавшись виском к холодному боковому окну машины, несущейся по вспыхивающей блестками сверкающей ленте транспортного кольца, вглядываясь в проезжающие машины, в бесконечную череду фантастических городских декораций, она чувствовала, как распрямляется пружина напряжения, уступая место естественной физической усталости. Закрыв глаза, Ольга погружалась в состояние безмятежного покоя, испытывая непонятное умиротворение, словно засыпающий в теплой кроватке ребенок, которому перед сном прочитали любимую сказку.

Внезапно пришло неясное ощущение какой-то легкости, почти невесомости, уверенности в близости счастья. Она насторожилась, не поверила ему, но оно не исчезало. Замерев, Ольга медленно растворялась в этом ощущении, боясь спугнуть. Ей казалось, что прикрыв рукой глаза, она не спеша заходит в прогретую июньским солнцем речку. Мерно набегающие волны ласкают ее тело, легкий ветерок развевает волосы, донося откуда-то щекочущий пряный запах свежескошенной травы. Вот ветер переменился, из чащи леса потянуло прохладой, запахло хвоей, влажной землей, разрытой лесной грибницей и чей-то хрипловатый голос негромко позвал ее. Она подалась на этот голос, ждала, что он позовет ее вновь. Тревога, напряженная скованность таяли, замкнутое, отрешенное выражение лица сменилось легкой блуждающей улыбкой. Если бы она увидела сейчас себя в зеркале, то могла бы и не узнать сразу. Куда исчезла сдержанная, крепко сжавшая губы деловая женщина, в силу привычки и воспитания умеющая держать себя в руках, пряча свою усталость и беспокойство? На заднем сидении московского такси сидела, задумавшись, прехорошенькая молодая женщина, нежная как разноцветный душистый горошек, вьющийся у подмосковной террасы. Ее зеленоватые глаза сияли, а сквозь растрепавшиеся волосы пунцовело ухо с крошечной бриллиантовой сережкой. Казалось, что вся она тихо светилась от неясного предвкушения счастья…

– Говорите, какой подъезд нужен, – буркнул неразговорчивый таксист снижая скорость, чтобы вписаться в арку и проехать во внутренний двор, – на внешней подсветке экономят, подъезды со двора нумеруют, деятели хреновы…

* * *

Московская кухня… Пожалуй, лишь в сериалах драматические действия и судьбоносные выяснения отношений происходят в дизайнерских интерьерах. В действительности, особенно в московской, сцена страстей человеческих – это кухня. Здесь ссорятся и приходят в себя после бурной ночи, сюда уединяются для задушевных бесед и строго конфиденциальных телефонных разговоров, здесь выпивают, пьют  и глотают лекарства, сюда ведут голодного и озябшего, здесь молча курят, глядя в окно, здесь пекут домашние пироги, делают салаты со сметаной и майонезом, заваривают свежий чай и варят крепкий кофе.

Когда был отправлен спать отчаянно сопротивляющийся Коля и вежливо, но твердо выпровожена в свою комнату не скрывающая любопытства Софья Дмитриевна, Катя, усевшись напротив Ольги, спросила: «Расскажешь, почему приехала? Или ты очень устала, завтра поговорим?»

Ольга погладила руку подруги, обвела взглядом накрытый льняной скатертью стол – хрустальная ваза с апельсинами, домашнее малиновое варенье в прозрачном бочонке, на круглом блюде остатки бисквитного торта, погладила поблескивающий ободок чашки в сине-золотую сеточку, парадный чайный сервиз, который обычно доставали к приходу гостей В центре красовалась серебристая коробка привезенных Ольгой конфет, объект самого пристального внимания семилетнего Коли.

– Расскажу, если сможешь выслушать. Только может быть, пойдем на кухню?

– Давай, только схожу проверю, уснул ли Колька.

Катю Ольга считала своей близкой подругой. Москвичка расположила к себе сдержанную, не подпускающую близко к себе Ольгу с первого дня знакомства, когда девушек поселили вместе в зимнем суздальском пансионате. Выглядевшая моложе своих лет невысокая голубоглазая девушка в линялых джинсах помогла Ольге вкатить в комнату чемодан и, назвав себя, спросила:

– Ты какую кровать выбираешь?

Ольга стояла, приготовившись тянуть жребий. Катя презрительно махнула рукой.

– Вот еще – жребий тянуть! Как скажешь, так и будет. Мне действительно все равно, а ты смотри не простудись. Из окна может дуть.