Роман для нежных женских душ

В кухне за стеной выключаясь, возмущенно протрещала автоматическая кофеварка. В доме воцарилась тишина. Жар от негромко потрескивающих поленьев усиливался, острые язычки пламени старательно лизали закопченную внутренность камина. Отблески огня выхватывали из царившего в комнате полумрака край широкого дивана и сидящую там Ольгу. Мягкая белая рубашка окутывала ее почти полностью. Подобрав под себя ноги, прикрывшись пушистым бирюзовым пледом, она облокотилась на жесткий валик и молчала, завороженно смотрела на огонь.

Молчала, потому что связки устали, потому что сел от напряжения голос? Неудивительно: начатое еще в пути воодушевленное культурологическое повествование она продолжила дома –и когда показывала Сергею дом, и когда собирала на стол, и во время их не столь обильной, сколь аппетитной трапезы (помидоры, овечий сыр, хамон и роскошный омлет из полдюжины яиц. Ну и конечно оливки. Отдали должное и местному красному вину). Жаль, конечно, что слушатель попался невнимательный – Сергей и не пытался запомнить что-то из обрушившегося на него водопада знаний. Ну какие там феодальные распри, какое золото конкистадоров, когда рядом она – оживленная, раскрасневшаяся, ненароком коснувшаяся круглой коленкой… А теперь молчит, втянулась в свое покрывало как улитка в ракушку.

Еще совсем недавно не замолкала ни на минуту, частила, словно не выключенное радио. Почему она так разговорилась? В чем заключалась причина такого неиссякаемого красноречия? Хотелось ли ей рассказать Сергею как можно больше о незнакомой стране – или хотелось как можно дольше протянуть время, оттягивая неизбежную близость, которой она и желала, и опасалась? Себя ведь не обманешь. Сколько раз в мыслях она проводила рукой по его обветренной щеке, гладила темные, с едва заметной сединой волосы, вдыхала его запах, прижималась к плечу…

Неужели это произойдет наяву, ведь вот он, сидит напротив, вытянув к камину ноги в ботинках на толстой рифленой подошве. Затянувшаяся пауза ее не тяготила, она словно затаилась, искоса поглядывая на Сергея, не сводившего с нее глаз. Пусть не заканчивается этот день, пусть не прогорает камин, пусть не уходит из ее дома этот человек, так легко и так резко изменивший ее жизнь… Всем своим существом она ощущала, как медленно, освобождаясь от сросшихся жестких лепестков, распускается мощный бутон любви, самого сильного и прекрасного чувства, изначально заложенного в женскую душу.

Она поднялась с дивана и, боясь выдать себя жестом или изменившимся голосом, проговорила с нарочитой назидательностью – Ну что ж, уже поздно. Где твоя комната, ты знаешь, а я пойду проверю, заперты ли двери. И тоже пойду спать. Завтра можем съездить в Валенсию. Спокойной ночи. – Кинула на спинку дивана сложенный вчетверо плед и твердыми шагами направилась к двери. Остановилась, вспомнив, что оставила ключи на камине.

– Ты ключи ищешь? – Сергей протянул ей звякнувшую металлическую связку.

Стоял перед ней, заслонив камин. Глядя прямо в глаза, положил ключи в протянутую ладонь, мягко загнул пальцы и, едва касаясь кожи, поцеловал в запястье. Поцеловал второй раз, уже настойчивее, привлек к себе. Целовал, едва касаясь, словно губами обрывал лепестки. Лепестки ее ушек, ее глаз, ее пересохших губ. Наслаждался нежной щекоткой ее темных пушистых ресниц. Он будил ее, свою заколдованную, замороженную царевну, разогревал ее кровь, дарил ей свое дыхание. Ну отзовись же, отзовись на мои ласки! Это весеннее солнце прогревает все вокруг и пора уже прорваться кокону, сбросить затвердевшую скорлупку, выпустить на свободу прекрасную алую бабочку!

Она стояла, не шелохнувшись, зубцы зажатых в кулаке ключей впились в ладонь, но Ольга не ощущала боли. Земля уходила у нее из-под ног, на мгновение ей показалось, что она превращается в парившего в воздухе бестелесного мотылька, но наваждение тут же растаяло. Внутри внезапно развернулся какой-то скользящий металлический панцирь, в ушах звенело, и молоточком стучала мысль о том, что все происходящее неправда, что надо сдержаться, поставить плотину рвущимся из глубины желаниям, огородиться от этого урагана, смерча, который закружит ее в объятиях, поднимет высоко и, не задумываясь, бросит с высоты на грешную землю. Она так боялась оказаться брошенной…

– Моя хорошая, моя единственная, моя родная, – еле слышно шептал он, прижимая Ольгу к себе, гладя ее волосы, покрывал поцелуями ее запрокинутое лицо. Едва заметная голубоватая жилка, пульсирующая на ее шее, сводила его с ума. Зажмурившись, вдохнул ее запах, и словно ослеп и оглох, остро ощутив пронзившую его тело мучительную судорогу. В камине зашуршало и с треском раскололось обгоревшее полено.

Ольга стояла как неживая, не отвечая на его ласки, не пытаясь высвободиться из его объятий. Сергей опомнился. Скрипнув зубами, он отпрянул назад, провел рукой по голове. Пошатнувшись и пытаясь удержать равновесие, задел плечом неподвижно стоявшую Ольгу.