Роман Ким

Но вот спустя четыре года в том же «Новом мире» появляется первый политический детектив Романа Кима, его первая повесть «Тетрадь, найденная в Сунчоне»^[400]

. Книга написана по свежим документальным материалам корейской войны, но кроме нескольких любопытных аллюзий (например, одного из героев зовут Пен Хак — как отца Кима, а фамилия героя — Ан, как у убийцы Ито Хиробуми), ничего особенно корейского в ней нет. Во всяком случае, как раз все корейские эпизоды вполне без особого труда можно было воссоздать по газетным и журнальным публикациям, особенно если добавить к ним мастерство и знание реалий, а они, как мы понимаем, у Кима были. Даже одобрительная рецензия в «Правде» (огромный успех для начинающего автора и вчерашнего заключенного, пока даже не помышляющего о реабилитации!), в номере от 14 июля 1951 года не нашла «корейского фундамента» для похвалы, сосредоточившись на политической составляющей сюжета: «Роман Ким нашел форму документальной повести для обобщения и передачи в художественных образах известных исторических событий, фактов и документов, раскрывающих сговор между американскими империалистами и японскими милитаристами».

Дело в том, что по сюжету в Корее действие только начинается и заканчивается, а все основные события повести разворачиваются в Японии, и прежде всего в военном и послевоенном Токио. Как раз Восточная столица, как переводится на русский язык название этого города, выписана здесь с таким мастерством и таким знанием деталей, что очень трудно себе представить уровень фантазии человека, способного так придумать реальность. Не случайно в японское издание книги, которая здесь называлась длинно и сложно: «Штабные офицеры, совершившие сэппуку, живы», были вложены рекламные анонсы: «То, о чем не знают японцы, знает писатель-иностранец!» Переводчик книги на японский язык Такаги Хидэто в предисловии писал: «Однако, что ни говори, центральная тема рассказа — правда о закулисье времени поражения в войне; о двух течениях в армейской среде; о том, как после войны военная хунта нырнула в подполье и как она опять подняла голову; о том, как подготавливался “резервный полицейский отряд” и другие меры по восстановлению армии; о том, какую тайную роль сыграло это в Корейской войне; о том, как замышляется война за мировое господство. Всё это ярко изобличено. Думаю, что не найдется ни одного японца, пережившего те ужасные сражения и атомные бомбардировки, кто прочтет эту книгу и не почувствует беспокойство и смутный страх за будущее Японии»^[401]

.

«Тетрадь, найденная в Сунчоне» написана, кажется, настолько документально, что ее можно использовать как уникальный путеводитель по Токио 1945–1946 годов. Конечно, для этого требуется некоторое знакомство с городом, но всё остальное есть на страницах книги. Начать эту странную экскурсию можно было бы с дома Сугиура Рюкити, чей адрес известен точно. На страницах повести в нем живет бывший начальник военного училища, возможно, находившейся по соседству военной академии, по прозвищу Осьминог (можно не сомневаться, что у него был реальный прототип): «Разговор с Осьминогом произошел в противовоздушной щели, вырытой в заднем дворике его дома в Усигомэ, в квартале Вакамия. Старик строился вполне комфортабельно: дно щели было устлано циновками, сделан брезентовый навес — на стенках полки для посуды и табачного прибора — и, так как часто приходилось ночевать в щели, поставлена жаровня для обогревания ног». Чуть позже это место упоминается еще раз: «…офицерское общежитие около Кагурадзака, совсем недалеко от дома Осьминога». В бытность свою в доме Сугиура, влюбленный подросток Кин Кирю вряд ли мог концентрировать свое внимание на таких деталях, как наличие в районе Кагурадзака офицерских общежитий — помимо учебы у него были, как мы помним, другие интересы, далекие от военного дела. К тому же общежитий, казарм и вообще военных в Кагурадзака стало особенно много в 1930-х годах, перед войной. Откуда о «милитаризации» жилого квартала знал Роман Николаевич?