Роман на пять свиданий

Такое место Витя знал. Сербская корчма в Дубровнической крепости. Все знакомо, похоже, даже матерные выражения. Сиди и радуйся. Туристы остались довольны и заплатили, разумеется, и за Витин ужин. Голод отступил на сутки. Когда прощались с хозяином, старым Зорко Стоичем, тот просил Витю зайти к нему через минуту со двора. Витя зашел, получил четыреста хорватских куно, литровую бутылку вина и длинную палку твердой, хорошо прокопченной колбасы, и услышал:

– Приводи еще.

Витя был горд, что его поблагодарили и те, и эти. Он был счастлив, что оказался нужен и этим, и тем.

Нет, определенно Город полюбил Витю.

Сейчас Витя, срезая путь в гостиницу, шел по извилистой прибрежной улице в небогатом рыбацком районе, где соленый воздух навсегда пропитался запахом выброшенных из сетей водорослей и ароматом супа из жареных панцирей тигровых креветок. Шел по району, где не проходит мода на бело-синие тельняшки и выцветшие зюйдвестки, где туго наполнены попутным ветром парусиновые занавески в открытых окошках с зелеными подоконниками, а на лицах встречных мужчин навсегда поселился бронзовый загар. Шел и думал:

– Я здесь больше недели. Я не пропал, не сник. Я много увидел и узнал нового. С Городом мы поладили. От постоянного движения я окреп, похудел, стал уверен в своих силах. Я ни от кого не завишу и никому не должен. У меня хватает денег отдать долг матери и брату.

– Эй ты! – вдруг окликнули Витю двое.

– Подойди-ка сюда. А сами уже шли к нему. Черные, небритые, в спортивных костюмах на голое волосатое тело.

– Мы давно за тобой наблюдаем. Активно работаешь. К тебе неплохо прилипает. Надо делиться.

– Делиться? – удивился Витя. – Почему? Я уже делюсь.

– С кем? – насторожились брюнеты. – С тамбовскими? С Бубоном?

– Нет, не с бубнами. Я делюсь со всеми желающими. И делюсь я знаниями. Могу и с вами.

– Знаниями?! Мы и без тебя всё что нужно знаем, сука! Нам бабки в общак нужны, зону греть.

– Что греть? Тепло на улице. Ничего греть здесь не требуется, – Витя был озадачен.

– Тюрьму греть. Зекам деньгами помогать, питанием, куревом, адвокатам платить, чтоб отмазывали, судьям, прокурорам, работникам правоохранительных органов, чтоб срок скостили.

– Кому помогать? – не понял Витя.

– Заключенным.

– А за что их заключили-то?

– Да кого за что. Кто ларек грабанул, кто бумажник вынул, кто еще за что. Какая разница, за что. Надо греть! Так положено. Гони бабки. Половину. Если сейчас нет, должен будешь. Завтра отдашь на четверть больше. Понял?

Витя все понял, и стало Вите грустно. Опять у него есть руководители, начальство, хозяин. И, как всегда, не Витя ищет и выбирает себе начальство, а оно само его находит и навязывает ему свои платные услуги.

– А те, у кого уже того… – спросил он. – Тоже должны?

– Что «того»? – не поняли брюнеты.

– У кого бумажник уже вынули.

– Э-э-э… Ты дуру-то не гони. Как мы проверим, что бумажник у тебя действительно вынули? Плати, не упрямься, – оскалили золотые фиксы брюнеты. – Может быть, ты не хочешь? – Недобро прищурились волосатые, уверенные, что их давно заученного спектакля устрашения хватит с избытком на этого невысокого Витю. – Не хочешь греть зону?

На скопленные деньги Витя планировал купить матери кофту из исландской шерсти, чтобы прогреть суставы. Витина мама никогда не грабила ларьков, не вытаскивала из сумочек чужих кошельков и не залезала в квартиры через форточки, хотя была совсем невеликих, а значит подходящих размеров. Даже машин она не угоняла ни разу. Может быть, именно поэтому ее и не нужно «греть»?

– Нет, – сказал Витя и испугался. Спроси его сейчас: чего ты, Витя, испугался? – он бы ответить не сумел. Его никто никогда не бил, и Витя не знал в точности, насколько это больно. Никто у него ничего никогда не вымогал, и поэтому не было известно, как это унизительно. Так чего же он испугался?

– Как это «нет»? – насторожились брюнеты. Они не любили непривычного. – Какое еще «нет»? – удивились брюнеты.

А Витя испугался, что у него опять будут начальники, которые опять будут им владеть. Посылать и спрашивать с него по-хозяйски, уверенные, что имеют на это право. Испугался, что опять станет тихим и робким, незаметным и покорным.

– А вот такое «нет»! – холодея от собственной смелости, Виктор Горбушин собрал свою робость, нерешительность, осмотрительность и незаметность, так ему надоевшие за тридцать с лишним лет, в правый кулак, в котором как раз оказалась палка хорошо прокопченной твердой колбасы, размахнулся во все плечо и ударил ею в лоб старшего брюнета.

Удар был хорош. Колбаса сработала как надо, получше милицейской дубинки. Небольшой мозг брюнета сразу перестал думать о Витиных деньгах, а сам брюнет свалился на пыльную мостовую. Но оказалось, что у Вити скопилось так много покорности и робости, что одним ударом ее не выбить. И Вите пришлось снова взмахнуть колбасой. На этот раз над головой младшего брюнета. Младший оказался посмышленней, и колбасой ему перепало уже по затылку, да и то вскользь, что ему только прибавило скорости. Гнаться за младшим брюнетом Витя не стал.