Роман на вырост

Но только я, задрапировавшись в простыню, проникла в свою комнату, как позвонила Лина.

— Дрыхнешь? — спросила с заметной в голосе завистью.

— Уже нет.

— Где вы с отчимом были?

— А почему с ним?

— А с кем еще? Не с Даней же.

— Дане слабо было бы туда меня повести. Мы были в «Ориноко»!

— Круто. Ну и как? — загорелась Лина интересом.

— Поговорим потом, я иду завтракать.

— Гуляка! Все люди уже обедают.

— А я не все люди.

— А когда наступит это «потом»?

— Н-ну, скажем… в час. Идет?

— Идет.

Я оделась и вошла в кухню со словами:

— А что тут покушать, а то я ухожу.

Думала, что Скворцов расстроится. И не подумал! Только сказал:

— Елена звонила, я сказал, что ты спишь.

И спросил:

— Когда вернешься?

— Наверняка сегодня, — ответила я с улыбкой.

— Тогда кушай.

Вот и вся его реакция. Что ж, нет идеальных людей.

Зато Лина реагировала правильно. Ахала там, где нужно, спрашивала то, что нужно. Явно завидовала.

— Там неописуемо, — трещала я и сама себе напоминала Таню. — Персонал сделает все, что попросишь. Стул отодвинет, бутылку откроет…

— Ты пила?

— Бутылку минеральной воды откроет.

— А он?

— Что?

— Он пил?

— Да. Бокал вина.

— Молодец, — одобрила Лина. — Но там, говорят, страшно дорого!

— Ну и что? Он много зарабатывает, может себе позволить. И мы же не обжираться туда шли, а послушать музыку, потанцевать.

— И хорошо он танцует?

— Он такой чуткий, просто необыкновенно!

— И, конечно, целовал тебя.

Я разозлилась:

— Ну и что такого? Зато как целовал! Нежно, ласково! Это тебе не слюнявый мальчишка.

— А потом?

— Что потом? Танцевали опять.

Лина прищурилась:

— А дома?

— Что дома? Легли спать и проспали полдня.

— Вместе?

Я искренне изумилась:

— Да ты что? За кого ты меня принимаешь?

— Ты это ты, — согласилась она. — Но твоему отчиму поцелуев, наверное, мало.

Она упорно называла Скворцова моим отчимом, и это меня опять разозлило:

— Наверное. Но ничего не было. Я же говорю: он чуткий человек. А если бы я соврала и наболтала, что мы всю ночь любили друг друга, ты бы поверила?

— Не знаю. Он взрослый человек.

Она говорила так, словно я была каким-то бессловесным приложением к Скворцову, словно мое мнение в этом случае ничего не значило. И я вдруг почувствовала непонятный страх. А если это правда? И растерянность: как будто и все я Лине рассказала, но что-то забыла. Что?

— Взрослый, да? — я скорчила гримасу. — Тогда вот! Мы страстно держали друг друга в объятиях всю ночь. И все утро. И мы были счастливы и никак не могли оторваться друг от друга. Никак, потому что это такое блаженство, такое счастье принадлежать друг другу и сливаться в объятиях…

Пока я пылко и громко говорила все это и мечтала, что когда-нибудь так и будет, с Линой вдруг стали происходить какие-то очень странные вещи. Она неожиданно подмигнула мне, потом странно скривила лицо и махнула рукой, словно отгоняла комара. Но мы сидели на скамейке в сквере, и вокруг я не видела ни одного комара, а только несколько мотыльков… и Скворцова. Он стоял недалеко от нас и, конечно, отлично слышал все, что я четко и пылко болтала языком без костей. И если он не слышал моего предыдущего рассказа…

— Ну, мне пора, — подмигнула Лина. — Что-то твоего чуткого и нежного немного перекосило.

Я не совсем ее поняла, но спросить не успела. Она вежливо поздоровалась со Скворцовым и медленно ушла. А я осталась сидеть на скамейке. Как болтливая дура.

— С кем это ты так страстно проводишь ночи? — спросил Скворцов каким-то неприятным тоном.

— Всегда так подслушиваешь? — я решила, что лучшая защита — это нападение.

— А ты всегда так рассказываешь?

— Да. Это роман, который я сочиняю. Что — нельзя?

— Так прямо и роман?

— Я вру, да? Или ты боишься, что я сочинила это о нас с тобой, а она растреплет?

Он сел рядом со мной и дотронулся ладонью до моей горячей щеки.

— Да, боюсь, — сказал ласково. — Все может быть.

— Но это был роман, в романах все бывает.

Я посмотрела на небо, на него. И вдруг прижалась к нему крепко-крепко.

— Не злись на роман. Ты еще не знаешь, какие романы девчонки сочиняют.

— Не знаю. И ты не сердись. Не будешь?

Я кивнула. Было бы совсем хорошо, если бы так не стучало сердце.

В молчании мы вернулись домой. Мне ужасно хотелось взять его за руку или под руку. Если бы это был не он, а, например, Дан, так бы и сделала. А теперь… мы шли, как чужие.

Дома я села на диван и, хлопая по нем ладонью от волнения, опять повторила, что говорила не о нас, что это роман и когда-нибудь дам ему прочитать. Но Скворцова как будто интересовало что-то другое. Он рассеянно кивнул:

— Просто я не ожидал такое услышать. И… как-то глупо вышло. А ты бы… хотела?

— Чего?

— Ну…

Скворцов покраснел, словно мальчишка. Немного помолчал и заявил:

— Любить.

— Я люблю.

— Не так.

— А как? — улыбнулась я. — Страстно и счастливо?

— Возможно. — Он сел рядом со мной и нежно поцеловал в шею. Коснулся подбородка и поцеловал его. — Страстно. И счастливо. — И опять поцеловал.

Не успела я опомниться, как он целовал мое лицо, ладони, шею, плечи. Коротенькая юбка открывала мои бедра — поцеловал и там. Я закрыла глаза. Странно я себя чувствовала. Было не по себе, но удивительно хорошо. Слишком хорошо для хорошего.