Роман с пивом

И как только весь этот городской пейзаж был на бегу просмотрен и обдуман, все вдруг стало казаться напыщенным и ненужным, так что пришлось тут же встряхнуться, а потом неожиданно все это невероятное космически-временное пространство стало сжиматься и уменьшаться в размерах, и как-то само собой оказалось, что мимо проплывают самые обычные дома и вполне реальные машины, промелькнул и скрылся за стеной дождя трясущийся беспокойный ресторан с рыбьим именем и двумя бледными фонарями над входом, похожими на два глаза какого-нибудь кровожадного и злобного животного, и как-то под влиянием света этих фонарей вспыхнул вдруг в голове яркий свет, внезапное озарение, что где-то же там, позади, несется свора кожаных душегубов-байкеров, а потом, конечно, еще Хеннинен с Жирой, тоже где-то недалеко, вот только сил и желания оглянуться уже не было, голова как-то совсем не поворачивалась в ту сторону. И вновь оставалось разве что безоглядно погрузиться в движение: в то, какой сосуще чавкающий звук издает нога, вырываясь из тугого потока воды, струящегося по асфальту и похожего на расплавленную лаву; в то, как та же самая нога с приглушенным всплеском снова возвращается на землю; как тихо шипит мокрая подошва в тот момент, когда тяжесть тела переходит с пятки на носок; как вдруг начинает казаться, что в ботинке что-то есть, камушек, или щепка, или крошка, крупинка, толика, частица, и чем дольше об этом думаешь, тем крупнее и внушительнее он или она становится, и вот уже каждый шаг причиняет невыносимую боль, словно зазубренный красный шест пронзает все тело и острым искрящимся ледяным клинком погружается в мозг, но, подойдя, таким образом, вплотную к этой боли, неожиданно где-то в подсознании начинаешь понимать: что-то здесь не так, что-то не в порядке, и когда наконец отрываешь голову от ног и силишься посмотреть вперед, то как-то вдруг невольно замечаешь стремительное приближение отдельных деталей окружающего пейзажа, и понимаешь, что надо срочно что-то делать.

Все это было похоже на то, как постепенно наезжает на объект видеокамера. Вся история шла в следующем порядке: вначале был дом, потом стена, потом одна только желтая поверхность и, наконец, бугристая и ноздреватая равнина; конечно, все это можно было бы сказать и иначе: стена, еще стена и совсем уж стена, но, к счастью, на пути к той роковой «совсем уж» некий одинокий страж последней капли рассудка успел-таки схватить за шиворот и, хорошенько встряхнув, вернуть к действительности, так что в последнюю минуту движение пришлось неожиданно прервать и резко остановиться перед стеной, которая и правда была уже здесь.

~~~

Впереди в стене было странное, абсолютно нефункциональное углубление, вероятно, когда-то оно логично подводило к двери, но теперь здесь с трудом можно было укрыться от дождя, если к этому времени кто-то все еще нуждался в укрытии. Останавливаясь, Маршал сделал по инерции еще несколько шагов вперед и оказался внутри этого чудо-саркофага, потом повернулся и подумал, что стена встала вертикально, и даже пробормотал эту мысль вслух, но вовсе не для того, чтобы кто-нибудь услышал, кругом по-прежнему было как на дне океана, не считая общего шума, да и ближайшее ухо, на сей раз ухо Жиры, находилось на расстоянии не меньше полутора сотен метров, а ухо Хеннинена еще метров на двадцать дальше. Их неясные фигуры маячили где-то в пелене дождя, улица же позади них была пуста.

Надо было поскорее отдышаться, заставить себя поскорее отдышаться, вот только ни черта не получалось, не отдыхивалось, как ни крути, хоть только об этом все время думалось, как бы этак поскорее отдышаться. Сердце рвалось с креплений, казалось, оно всеми возможными путями старается вырваться наружу, через горло, через глаза и уши, через грудную клетку, или даже через маленькую пульсирующую точку на подошве ноги.

— Чего это ты вдруг так чесанул? — спросил подоспевший к месту событий Жира. Он тоже втиснулся в углубление. Хеннинен попробовал влезть за ним, но это было уже не так-то легко, образовалась целая очередь и даже давка, после чего Хеннинен решил отказаться от этой идеи и вернулся в дождь. Он, видно, понял, что тем, кто приходит последним, рассчитывать уже не на что.

— Хым, — сказал Маршал и издал следом еще несколько звуков, которые, в сущности, не очень-то сильно отличались от первоначального «хыма».

— Что значит «хым»? — спросил Хеннинен на удивление ровным голосом, он, видно, бежал медленнее в конце пути, а потому смог быстрее справится с одышкой и клокотанием в сердце. Задав вопрос, он еще и посмотрел как-то исподлобья, и тут уж показался совсем кособоким, да еще и глаз, тот, что был ближе, явно припух.

— Такое вот «хым». Это я, понимаешь, у вас спросить должен. Чего вы там выглядывали, ведь сразу было понятно, что ситуация критическая.

На что Жира сказал, мол, подумаешь, ситуация — была да сплыла. Маршал ответил, что не понимает такого подхода.