Роман, в издательство

— Эй, есть кто-нибудь живой? — раздался мужской голос у входной двери.

— Это еще кого принесла нелегкая? — не выдержал я и взорвался.

— Тарас Михалыч, — как-то странно улыбаясь, прокомментировал призрак. — Широкий…

— О как!

На правах единственного живого в доме, я пошел открывать.

— Здравствуйте! — сухо поприветствовал я посетителя.

— Здравствуйте, батенька, здравствуйте! — широко улыбаясь и раскрыв руки для объятия, радостно встречал меня довольно упитанный, лысоватый писатель — нескончаемая любовь Марго-Лены. — А я мимо проходил, дай, думаю, зайду к соседушке, похвастаюсь. Новую книгу несу из издательства. Подумал, что в доме такого великого писателя один экземплярчик будет как раз к месту и кстати.

— Спасибо от всего сердца! Премного благодарен, — решил я, не обращая внимания на условности (типа той, что мы как бы незнакомы), мимикрировать под обстоятельства. — Я, конечно же, поставлю на самое видное место домашней библиотеки. Польщен. Вы, конечно же, самый первый экземпляр занесли первым делом в наш дом?

— Безусловно! Вне всяких сомнений, батенька! Не попотчуете ли с дороги чайком?

— Обязательно! — решив не противиться обстоятельствам, ответил я в надежде выведать хоть что-нибудь о ситуации в поселке.

— И с Сонечкиным вареньем? — уточнил гость.

— Пренепременнейше! — в тон ему отозвался я.

— Я слышал, у вас с ней все наконец-то наладилось, — кричал он, расположившись в кресле, мне вслед, пока я пошел ставить чайник.

— Кто доложил? — с улыбкой в голосе, но нарочито деловым тоном спросил я.

— Ну, как кто? Баба Маня, конечно же!

— И больше ничего не говорила, кроме сплетен про Софью?

— Как же не говорила?!

Я в панике выглянул из кухонного окна на террасу.

— Обязательно говорила! Что вы замочили Романа? Конечно же, рассказала! Только я никому! Могила!

— Значит, уже все знают об этом? — не мог поверить я услышанному.

— Конечно, весь поселок, — подтвердил Тарас Михалыч.

— Весело! А где же тогда полиция? — реально удивился я, совсем не понимая, что мне теперь делать!

— Зачем полиция? — деловым тоном, я бы сказал, даже не спросил, а прокомментировал Широкий.

— Ну как же? Арестовывать меня!

— Помилуйте, батенька! Пока полиция сама не придет, никто никому ничего не скажет! — скороговоркой, как само собой разумеющееся, протараторил писатель.

— Как так? — не врубился я.

— А зачем?

— Что значит, зачем? Справедливость и всё такое…

— Да, какая уж тут справедливость! — снова размеренно, своим плавным и тягучим голосом, как будто объяснял первокласснику, начал Тарас Михалыч. — Справедливость заключается в том, что сейчас я вам помогу, а потом вы мне поможете. И еще справедливость заключается в том, что Ромка — этот никчемный отпрыск великого писателя — больше не будет слоняться со своей помощью по поселку вместо того, чтобы употребить переданный ему по наследству талант в дело, и перестанет мозолить глаза своим напускным благородством! Мы пашем как волы, а он только и делает, что шатается: там починит, тут подлатает. Никчемный человечишка, спустивший свой талант в канализацию мелких бытовых услуг.

— Да что вы знаете про Ромку-то! Он, может быть, был самым честным из вас! — вдруг почему-то я стал заступаться за Романа, хотя только вчера терпеть его не мог, да и не знал ни его жизни, ни его самого. — Он, может быть, почестнее вас всех. И хоть и не писал книжек, и спустил свой талант, как вы выражаетесь, зато не врал ни себе, ни людям. Вы вот с Леной живете, и вам не стыдно людям показываться, потому что совесть свою вы уже продали давным-давно! А ему было не стыдно, потому что она была у него чистой!

— Так за что же вы его такого праведника грохнули, а? — обидевшись и покраснев, прищурился Широкий.

— Да не убивал я его!

— Как же! Баба Маня никогда не врет… — считая это аргументом, ввернул писатель.

— Да слепая она!

— Видит она получше зрячих! Пойду я, батенька… А книжечку полистайте и на полочку поставьте, обязательно! — быстро откланявшись, пошел на выход Тарас Михалыч.

— Боже! Есть в этом поселке хоть один нормальный человек? — чуть ли не вскрикнул я, даже ничуть не заботясь, что меня слышит уходящий писатель.

— Конечно, есть. Обязательно есть. Только когда вы с ними встретитесь, несладко вам придется… — обернувшись и ухмыльнувшись чему-то мне пока неизвестному, произнес Широкий и, семеня своими короткими ножками, удалился.

— Дед! — надоело мне бегать в кабинет и закрывать глаза, взвыл я, сидя в кресле на террасе.

— Что? — отозвался призрак, устроившись в кресле напротив меня.

— А писатели в этом поселке все такие придурошные? Что с ними? Выродились? Что случилось? Здесь есть кто-нибудь нормальный, кроме Романа?

— Есть, безусловно! — серьезно ответил дед. — Я, например!

— Не смешно! — я почти обиделся.

— Думаю, что пока встретиться с ними не получится, — грустно констатировал писатель.

— Почему? — удивился я.

— Не в том ты состоянии, чтобы общаться с нормальными! О чем? Ты даже представиться по-человечески не сможешь! Давай вместе вспоминать, про что была твоя предыдущая писанина и как тебя звали?