Бабка сидела рядом со своим домом на лавочке. Не церемонясь, я вошел в калитку и подошел к старухе.
— А, это ты… — как-то совсем обыденно встретила меня бабуля. — Я даже рада, что ты его грохнул!
— Да не грохал я его! — возмутился я.
— Ну, как же? Я ж сама видела!
— Что ты видела? — не деликатничая, спросил я.
— Он тебя привел к дому Софьи, ты пошел любиться с ней, а в него вонзил ножик, чтобы убрать конкурента!
— Сначала пошел любиться, а потом вонзил ножик?
— Нет, ты не путай меня! Сначала ножик, а потом любиться!
— Да я руку ему пожал, чтобы попрощаться!
— Конечно, касатик, конечно! — Где-то это «касатик» я уже слышал, подумал я. — Только не руку ты ему пожал, а ножичком порезал. Да, и к лучшему это. Никогда он мне не нравился. Все к Соньке ходил, а толку ноль, только мучил девицу. Хоть бы любиться ходил, так нет же, все только за поговорить! Дурной какой-то, слишком умный в своих принципах! Сколько дед просил: напиши да напиши! Нет, болобол только болоболил. То ли дело ты: пришел и сразу быка за рога взял, то есть корову…
— Стоп! Про корову опустим…
— Хорошо, опустим корову! И вот ты его ножичком порешил и пошел к Соньке любиться.
— А зачем я его порешил? — решил полюбопытствовать я, понимая, что все слова бабки звучат как-то совсем нелепо.
— Знамо зачем, чтобы конкурента убрать!
— А какой же он мне конкурент, если ты говоришь, что любиться он к Соньке не ходил?
— Этого я уже не знаю!
— Ясно. Я пойду? — понимая, что делать здесь нечего, спросил я.
— Иди, касатик, иди!
Я вернулся к деду. Дом опустел и стал каким-то холодным и мрачным. Как я теперь здесь буду? Наверное же, полиция приедет! Опечатает… Что я им скажу? Надо бежать? А дед? Отпустит?
Я сел в кресло и закрыл глаза, дед не преминул явиться:
— Не переживай! Так быстро они за тобой не явятся! А я могу подделать документы и написать на тебя завещание. Хочешь?
— Нет. Тогда меня точно посадят, что я Ромку грохнул ради дома.
— Тоже верно. Ну, ладно, не буду подделывать… — ответил призрак, сделав вид, что он даже не угрожал мне несколько часов назад медленной смертью за восемь дней.
— И что теперь с договором? — решил я расставить все точки в наших отношениях при новых обстоятельствах.
— С каким договором? — плохо притворился дед.
— С тем, по которому я умру через 8 дней, если…
— Ах, с тем, — протянул дед. — С договором все в порядке. Как и договаривались.
— Но внука ведь теперь нет…
— А какая разница? Ты-то есть… Мы же при прошлой нашей встрече договорились, что из обоих вас будем делать писателей.
— Но я ведь ничего не подписывал…
— А это уже ничего и не меняет… Внучка-то ты моего грохнул, наследников у меня не осталось. Только ты теперь есть, непутевый. Нужен же мне теперь хоть кто-нибудь, кто разберет мой архив и опубликует его. Вся надежда была на Романа. Теперь на тебя.
— Стоп! Не грохал я его!
— А чем докажешь? Я не видел. Свидетельница говорит, что ты…
— Вы же сами сказали, что ей верить нельзя.
— Мало ли что я сказал… А она тебя видела!
— Вы на чьей стороне, писатель?!
— А на своей! Мне поручено было сделать из внука детского писателя, а ты его грохнул, спугнул, прогнал, убил… Не знаю что! Нет его теперь! Ты будешь отдуваться! Как твое имя настоящее — говори!
От такого напора я впал в ступор. То ли из-за шока сегодняшних обстоятельств, то ли из-за всех странных событий этих дней я не мог вспомнить своего настоящего имени. И сколько ни пыжился — не мог.
Через время сообразил, что можно было бы, конечно, обратиться в полицию и по паспорту восстановить… Но сейчас, после исчезновения Романа, в доме которого я живу, и пусть и сумасшедший свидетель утверждает, что я его убил, как прийти самолично в полицию с таким вопросом?
— Ха! Не помнишь? Вот я и говорю: никчемный ты человечишка. Зачем жил-то?
— Писал, — удивляясь вопросу и очевидности ответа, уверенно произнес я.
— Зачем? Чтобы явить миру этот свой бред, который даже не можешь теперь вспомнить?
— А вы зачем писали? — придумав, как вывернуться, спросил я.
— Я звал детей творить добро и не делать зла. Учил их отличать хорошее от плохого. Помогал выходить из запутанных ситуаций. Учил хихикать над собой, чтобы не быть снобами. Учил помогать там, где просят, и не вмешиваться туда, куда просят не вмешиваться. Учил верить в свои силы и следовать за своей звездой.
— Ну, и я типа того…
— Тогда, когда писал сказки… — настаивал призрак.
— Ну, да…
— Предъяви! Давай вместе почитаем! Какие имена были потом?
— Не помню, — совсем растерялся я и погрустнел.
— Думай, Федя, думай!
— Я напишу в издательства, — осенило меня. — Сейчас есть такие технологии, которые позволяют определить подлинность авторства.
— У тебя денег таких нет! Ты представляешь, сколько издается книг? Тем более, что, как ты утверждаешь, твои книги выходили то там, то сям по миру…
— А вдруг кто-нибудь узнает мой стиль?
— Так у тебя ведь нет новой книги…
— Так вы же мне ее обещали!
— Не успеешь, даже если лично отнесешь текст в издательство и уговоришь прочитать слету, никто за день не прочитает. А потом три дня никто не отменял. На четвертый день ходить ты уже не сможешь…