Роман, в издательство

Софья перешла к сути вопроса, по которому пришла ко мне:

— Я подумала… Я должна тебе теперь рассказать, как не поддаваться гипнозу.

— Ты думаешь, что те, кто тоже по какой-то причине знают о кассете, захотят достать из меня имя моего главного врага? — уточнил я.

— Да. Поэтому если ты услышишь, как Лиза начинает что-то быстро говорить, что требует твоего внимания, чтобы понять смысл сказанного, ты перестаешь ее слушать и начинаешь о чем-нибудь своем очень логичном думать. Все равно о чем. Вспоминаешь стихи Пушкина, считаешь через 3, удваиваешь число до бесконечности. Это первое. Второе, если понимаешь, что у тебя не получается, делаешь любой непредсказуемый для нее звук: чихаешь, кашляешь, роняешь ложку, двигаешь рукой, сбивая приборы. Тебе надо отвлечь ее внимание, и ей придется или начать заново, или отложить сеанс, у тебя в обоих случаях появится передышка. Главное — ты не должен пытаться понять смысл ее слов, если она начинает говорить что-то странное…

— Понял.

— А Макс, твой Макс, ничего не знает? Ключ разве не у него?

Софья улыбнулась.

— Ты услышал похожие звуки. Твой друг — Максим Шапошников, через «о», а сын убитого издателя — Шапашников — через «а». Услышав знакомые имя и фамилию, ты уже не обратил внимание на имя отца. Да, наш Максим ничего не знает. И я бы сказала, лучше, чтобы и не знал. Ради его же безопасности, да? Зачем втягивать друзей в опасное предприятие!

— Согласен!

— А ревновать не будет? — не знаю для чего, поинтересовался я.

— К пациенту? — улыбнулась Софья, очерчивая границы наших отношений. — Не будет.

— Вообще не ревнует такую женщину? — удивился я.

— Там свои причины, не вникай, пожалуйста.

— Ладно, как скажешь, брат! — горько улыбнулся я.

— У меня через пару часов самолет, я должна на несколько дней улететь, вернусь, расскажу новости…

Соня улетела, а я попросил учебник испанского в надежде, что если информация о маме была правдой, кто-нибудь, наконец, об этом проговорится.

Почему я не спросил сразу о ней, как только очнулся? Серьезно? Логика и страх. Если бы инфа о ней была бы реальной, мне бы уже давно об этом сказали… А спрашивать самому было слишком страшно! Так хотелось сохранить надежду на то, что это было правдой! И пусть я знал, что это невозможно, но надежда согревала мое одинокое сердце.

За эти два дня, пока Софьи не было, Лизонька ходила вокруг меня кругами, как кот, ладно — кошка, вокруг сметаны. Но я сделал финт ушами, чтобы не попасться на удочку гипноза. Попросил наушники, чтобы учить язык. И как только она приближалась ко мне, закрывал глаза и включал испанский.

Знала ли она о том, что мой доктор — это именно та Софья из видеообращения, или нет, — я не разгадал, у Софьи ведь теперь была фамилия Максима. Осознавала ли Лизонька, что я специально ее избегаю, — не знаю, не смог догадаться.

Пришел профессор вместе с Генрихом, о котором говорила Соня, что это была его идея такого выхода из комы, и я отчетливо понял, что теперь мне от гипноза никак не отвертеться, и приготовился держаться до последнего.

Профессор просил не сопротивляться, чтобы стереть из памяти ненужную информацию, якобы это было необходимо для моего дальнейшего восстановления.

— Вы помните, Серж, хоть что-нибудь из того, что происходило с вами в коме перед пробуждением? — с хорошим акцентом спросил Генрих, пристально смотря в мои глаза.

Я отрицательно покачал головой в ответ, стараясь изо всех сил не отводить глаза, чтобы ему не показалось, что я вру.

— Тогда смотрим внимательно на этот предмет, я досчитаю…

— Нет-нет, Генрих! — в палату влетела Софья. — Психика Сергея сейчас настолько нестабильна, что ему повторный гипноз абсолютно противопоказан.

— Софья, что вы такое говорите? — ошарашенно спросил профессор. — Сергей не показывает никаких признаков нестабильности! Я проверял неоднократно!

— Да? А чем вы объясните тот факт, что он без проблем может говорить и при этом ни с кем не разговаривает? У него мания преследования! Скажи, Сергей!

Я сделал круглые испуганные глаза и выпучил их настолько, насколько смог и даже слезу выдавил!

— Сссофья, — чуть заикаясь, типа с перепугу, произнес я. — Зачем вы меня предали?

После чего отвернулся ото всех и закрыл голову подушкой.

— Вот видите! Он идеально владеет речью, только боится с кем-либо разговаривать! В такой ситуации повторный гипноз и возвращение в те события могут спровоцировать синдром эмоционально неустойчивого расстройства личности. Я категорически против такого вмешательства в его психику на данном этапе.

— Сонечка, конечно же! Я не знал, — проговорил напуганный напором коллеги профессор. — Я абсолютно с вами согласен.

Соня стояла и гладила меня по голове, сняв с нее подушку, а я плакал и всхлипывал. Получалось жутко натурально! Теперь, мне казалось, что я знаю, как плачут актеры. И было абсолютно все равно, поверил мне кто-нибудь или нет. Главное — гипноза не было, первый раунд мы выиграли. Вместе. Вместе с ней! Как будто… и тут я дал, наконец, волю всем своим эмоциям.

Меня за эти дни обманули столько раз, что жалко себя было по полной!