Ален Роб-Грийе

Романески

РОМАНЕСКИ

Возвращение зеркала

Анжелика, или Очарование

Последние дни Коринта

В прошлом году в Мариенбаде

За новый роман

Переводы с французского

«ВРС»

МОСКВА

Переводы

Л. Г. Ларионовой, Ю. М. Розенберг, Е. А. Соколова

Примечания

А. Г. Вишнякова

Оформление

А. П. Зарубина

Фотопортрет А. Роб-Грийе на передней сторонке переплета Ю. Л. Ридякина

© А. Г. Вишняков. Примечания, 2005.

© Л. Г. Ларионова. Перевод, 2005.

© Ю. Л. Ридякин. Фотопортрет, 2005.

© Ю. М. Розенберг. Перевод, 2005.

© Е. А. Соколов. Перевод, 2005.

© А. П. Зарубин. Оформление, 2005.

Le miroir qui revient © 1984 by Les Editions de Minuit

Angélique ou L'enchantement © 1987 by Les Editions de Minuit

Les derniers jours de Corinthe © 1994 by Les Editions de Minuit

ISBN 5-86218-382-5

L'Année dernière à Marienbad © 1961 by Les Editions de Minuit

Pour un nouveau roman © 1963 by Les Editions de Minuit

© Научно-издательский центр «Ладомир», 2005.

Репродуцирование (воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается

c

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗЕРКАЛА

АНЖЕЛИКА, ИЛИ ОЧАРОВАНИЕ

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ КОРИНТА

РОМАНЕСКИ

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗЕРКАЛА

Если память мне не изменяет, я начал писать эту книгу в конце 1976 или начале 1977 года, то есть через несколько месяцев после выхода в свет «Топологии города-призрака». Сейчас осень 83-го года, но работа почти не продвинулась (всего четыре десятка рукописных страниц), ибо приходилось ее оставлять для дел, представлявшихся более срочными. За это время появились два романа и один фильм — «Прекрасная пленница», который был закончен в январе текущего года и вышел на экраны в середине февраля. После того как были написаны первые слова^П1 («Я всегда говорил только о себе…»), в ту пору прозвучавшие как провокация, минуло, таким образом, семь лет. Освещение изменилось, перспективы успели разрушиться, а в некоторых случаях стали обратными. Однако вопросы, когда-то животрепещущие и болезненные, а нынче, вероятно, ненужные, постоянно возникают передо мной… Что ж, сделаем еще одну попытку, пока не слишком поздно.

Кем был Анри де Коринт? Думается — об этом уже было говорено, — я с ним не встречался никогда, разве что в самом раннем детстве. Тем не менее личные воспоминания, которые у меня якобы сохранились после тех коротких промельков (именно так: как бы между двух створок двери, случайно оставленной незакрытой), вполне могла создать моя трудолюбивая обманщица-память уже впоследствии из всякой всячины, по меньшей мере из несвязных преданий, ведших негромкую жизнь в нашей семье и вокруг старого дома.

Господин де Коринт, граф Анри, как чаще всего именовал его мой отец, привнося в эти слова почти невесомую дозу иронии, смешанной с уважением, навещал нас часто, в чем я уверен лишь относительно… Но действительно ли часто? Выразить в точных цифрах эту частоту я сегодня абсолютно не способен. Приходил ли он, к примеру, раз в месяц? Несколько раз? А может, вообще появлялся у нас раз или два в год, оставляя при этом своими, пусть весьма скоротечными, визитами следы такие глубокие и прочные, что память тут же принималась их неудержимо множить? И когда именно эти посещения прекратились?

Главный вопрос в другом: что он мог у нас делать? Какие тайны, какие намерения, какая вина, какие интересы и опасения могли его связывать с мои-, ми родителями, от которых все — как происхождение, так и материальное состояние — должно было его отделять? Как и для чего, ведя бурную и до предела насыщенную жизнь, находил он время, чтобы провести несколько часов (несколько дней?) в жилище столь скромном? Почему мой отец ждал его непредсказуемых визитов с такой упорной надеждой и с таким горячим нетерпением? При этом, когда мне удавалось украдкой понаблюдать за папой в щелку из-за тяжелых красных гардин общей залы в обществе знаменитого гостя, я видел на его лице если не выражение тоски и скорби, то крайней озабоченности — почему? И по какой причине так решительно, хотя и не признаваясь в этом, родители запрещали мне к нему, де Коринту, приближаться?

Вероятно, именно с целью — не полностью осознанной — дать на эти вопросы хотя бы видимость ответов я и предпринял некоторое время назад попытку написать автобиографию. И вот, по прошествии роковых семи лет, перечитывая первые страницы, я с трудом узнаю то, о чем мне тогда не терпелось поговорить. Таков писательский труд. Это одновременно и поиск, одинокий, упорный и почти вневременный, и полная иронии покорность заботам дня, в некотором отношении «светским».