Романовы. От Михаила до Николая

Но Николай не только сумел удалить все эти «помехи» на своем пути, но и обратить их на пользу дела. Ему мало было Сипягиных и Плеве. От крайне левых (из эмиграции) он призвал Азефа, от Государственной думы — А. Д. Протопопова, от церкви — Гапона, от низов народных — Григория Распутина. Если и этого оказалось мало, он выписывал и из-за границы — то авантюриста парикмахера Филиппа, то спирита Папюса из Франции, то знахаря Бадмаева из Тибета. Он не упустил ни одного способа скомпрометировать трон, ни одного случая втоптать в грязь самодержавие. Для этой «исторической» цели он ничего не жалел.

Когда недостаточно оказалось Сипягиных и Плеве с их погромами, тюрьмами и нагайками и выяснилось, что для того, чтобы вызвать революцию, нужны дополнительные меры, он принял и их: шайке Абазы и Вонляровского удалось-таки путем сложных махинаций с концессиями вызвать войну. Но и этого мало. Как ни очевидно было позорище с разгромом великой России маленькой Японией, одного этого оказалось недостаточно, чтобы вызвать настоящую революцию в России. Николаю пришлось ввязаться в мировую войну и не остановиться перед миллионами жертв, чтобы добиться, наконец, цели, к которой он шел все эти годы, — окончательно и бесповоротно уничтожить саму идею самодержавия в России. И только когда Николай увидел, что труды его увенчались успехом, он спокойно и просто («как командование ротой передал», говорили современники) подписал текст отречения.

Погубить самодержавие, его корни и идею — такова была миссия Николая II, его судьба, его историческая роль в истории.

Глава II

Октябрь 1894 года. Александр III умер в Крыму. Тело новопреставленного самодержца, грузное и тяжелое, везут через всю Россию в Петербург.

И вот — надо царствовать. Есть огромная — от Белого моря до Черного — раскинувшаяся страна, есть 150 миллионов подданных. Они ждут и надеются. Надо царствовать. Надо как-то проявлять себя на троне.

Ах, отпустите с миром этого запуганного молодого человека! У него есть невеста, которую он искренно полюбил с той самой минуты, когда это было ему приказано суровым отцом. У него есть мамаша, суровая и заботливая, лишь теперь, после смерти супруга, выпрямившаяся во весь рост.

Дайте ему, этому мирному обывателю, командовать ротой, заведовать полковой швальней, сделайте его бухгалтером или кассиром. И каким же уравновешенным человеком и гражданином, хорошим семьянином и толковым исполнителем, любящим окружающих, остался бы на всю жизнь этот робкий, скромный, хорошо воспитанный, голубоглазый двадцатипятилетний человек!

Отпустите его, дайте уйти ему из дворца, предоставьте ему скромную подходящую должность, и всю жизнь он не сделает никому никакого вреда.

Но не отпустили. С его жизнью, с его существованием, с каждым его словом и настроением были связаны важнейшие интересы придворных сановников, великих князей, камергеров, фрейлин, банкиров, министров, губернаторов. Бедный юноша был тесно зажат в тисках 300-летних традиций дома Романовых.

Александр III похоронен. Надо царствовать. Есть какая-то внутренняя политика и есть политика внешняя. Он — «помазанник Божий». Ему нельзя и вида показывать, что он растерялся, что он сконфужен. От его «державного слова» зависит судьба, честь и сама жизнь миллионов. Это он, молодой человек с образованием и опытом прапорщика, должен сейчас, сию минуту решать важнейшие государственные вопросы: нужна ли конституция, как держать себя с Германией, Францией, далеким Китаем, что нужно крестьянину, жалующемуся на малоземелье, чего хотят рабочие в шахтах Донецкого бассейна и на Ленских приисках, как удовлетворить тех, кто «жадною толпой» стоит у трона…

Чем больше вдумываешься в эти непомерно тяжелые переживания Николая, тем больше жалеешь его, бедного. Он, бедняга, и по-русски-то в те времена плохо говорил. Английское воспитание оказалось настолько сильным, что в первые годы царствования Николай II высказывался не иначе, как переводя свои слова с английского.

Даже личная свобода оставалась недоступной «бедному самодержцу». Газеты того времени обошел следующий характерный эпизод, относящийся к первым дням царствования. Глухой осенью 1694 года днем по Невскому проспекту шел молодой офицер с задумчивыми глазами. Он не привлекал ничьего внимания и благополучно миновал уже торговые ряды, как вдруг перед ним выросла фигура градоначальника фон Валя. Он бешено мчался в своем экипаже от Зимнего дворца, зорко осматривая идущих по проспекту. Увидев офицера, он выскочил из экипажа и, в упор глядя на смущенного офицера, тихо сказал ему:

— Это невозможно, ваше величество. Я прошу вас, умоляю вернуться во дворец.

Моментально вокруг государя — а это был именно Николай II — образовалась толпа. Последняя фраза была услышана, слова «царь… царь…» передавались в толпе из уст в уста, раздалось громкое «ура!», полетели вверх шапки. Тогда Николай II был еще очень популярен, на него возлагались большие надежды, и появление царя без свиты, без охраны наэлектризовало толпу.