Романовы в дороге. Путешествия и поездки членов царской семьи по России и за границу

У словенцев сохранились и другого рода воспоминания о пребывании Александра в Любляне. Они запомнили российского императора как красивого мужчину в расцвете сил, большого любителя женского пола. В 1858 г., через 37 лет после описываемых событий, молодой словенский писатель Я. Трдина собрал интересные сведения о словенской возлюбленной Александра. Звали ее Маричка, и была она прачкой («лучшей» прачкой, стиравшей вещи высоких господ). Многие знатные дамы завидовали ей, а однажды даже попытались ее отравить. С русским царем Маричка разговаривала по-словенски, он с ней по-русски, и они прекрасно понимали друг друга. Вообще Александр часто «общался с нашими сородичами, – писал Трдина. – Ему это нравилось уже потому, что он понимал их»{339}. По словам Трдины, «после отъезда из Любляны царь каждый год посылал ей (Маричке) 600 голдинаров пенсии. После его смерти она получала вспомоществование еще два-три года, потом царь Николай приказал прекратить выплаты, сказав, что краинка уже достаточно получила за свои заслуги». Маричка вышла замуж за трактирщика Нилкара, родила двоих сыновей. Люди, правда, говорили, что старший сын был похож на российского царя. Как выяснил Трдина, в 1858 г. она владела гостиницей в Нижней Крайне, сыновья стали священниками, а односельчане прозвали ее «царицей», хотя к тому времени и не помнили уже почему{340}.

В исторической повести лидера словенских либералов И. Тавчара история о Маричке получила совсем другую интерпретацию. Русофилом Тавчар вовсе не был, и дело изобразил так: император Александр заинтересовался красивой прачкой, и она пришла к нему на свидание в епископский дворец, но дворяне-«азиаты» из его свиты обесчестили девушку, приняв ее за женщину легкого поведения. После этого царь отвернулся от нее, а она с горя утопилась. Ни персонажи русских, выведенные Тавчаром в этой повести, ни предложенная писателем трактовка событий совершенно не выдерживают критики. Более реальной кажется версия Трдины, однако никаких абсолютно достоверных сведений о словенской возлюбленной Александра нет.

Проведение конгресса европейских держав явилось крупнейшим событием в жизни маленького провинциального города. У словенских жителей остались теплые воспоминания о пребывании в Лайбахе российской делегации во главе с императором Александром I. Через 95 лет после конгресса словенец Ф. Л. Тума, упоминая об этом событии в своей записке, направленной в российское Министерство иностранных дел, справедливо отметил, что Александр «был самой популярной личностью» из всех участников Лайбахского конгресса, и что «популярность его происходила только оттого, что он был тоже славянской крови»{341}.

Это был первый опыт довольно тесного общения словенцев и русских на протяжении более четырех месяцев, и он, несомненно, способствовал зарождению у представителей обоих народов убеждения в их языковой и культурной близости.

В. П. Тотфалушин. Саратовский эпизод «Венчания с Россией» цесаревича Александра Николаевича

2 мая 1837 г. наследник престола Александр Николаевич отправился в поездку по стране, названную его наставником В. А. Жуковским «Венчание с Россией». Одним из эпизодов этого путешествия стало посещение Саратовского Поволжья в июне месяце.

Источниками для освещения данной темы стали в первую очередь источники личного происхождения: переписка императора Николая I с сыном{342}, дневник В. А. Жуковского{343}

и письма жене С. А. Юрьевича{344} (авторы которых, являясь воспитателями наследника, принимали участие в путешествии), а также воспоминания саратовского помещика и старожила В. А. Шомпулева{345}.

Кроме того, во время путешествия цесаревича отчеты о поездке публиковались в «Северной пчеле»{346}

Дополнительную (визуальную) информацию о посещении Саратова Александром Николаевичем несут рисунки Жуковского и вышивка бисером, хранящаяся ныне в Саратовском областном музее краеведения. На ней изображено учение конноартиллерийского резерва, и она выполнена одной из местных барышень.

Пребывание наследника престола на территории Саратовской губернии не нашло подробного отражения в трудах краеведов. Первой и пока единственной специальной работой на эту тему остается очерк священника А. Росницкого{347}. Через пять лет этот визит (с опорой на ранее вышедшую статью) был освещен в книге первого саратовского краеведа А. Ф. Леопольдова{348}, который, однако, снискал славу великого выдумщика. Спустя 45 лет факт посещения Саратова цесаревичем был отмечен в «Саратовской летописи», составленной Ф. В. Духовниковым и Н. Ф. Хованским{349}.