– Да вот… – Гитин сконфузился. – Ехал мимо… Дай-ка, думаю…
Петух заорал за сараем, да так заорал, будто ему собрались голову рубить. И мужчина, и женщина одновременно посмотрели в сторону сарая.
– В доме кавардак, не приглашаю, – пояснила женщина. – Давайте вот сюда, под яблоню.
– Так даже лучше, – согласился Гитин. – Можно покурить на свежем воздухе.
– Ну, вот и хорошо. Присаживайтесь.
– Благодарствую, – несколько напыщенно ответил гость, державший в руке портфель, наполненный гостинцами.
Они расположились за столиком в саду, где находилось нечто вроде беседки – тесовая круглая крыша, похожая на шляпу здоровенного гриба, стоящего на крепкой сучковатой ноге.
Было свежо, дождичек недавно по селу прострочил – увесистые капли с веток изредка клацали по скатерти, разрисованной незабудками. Ароматные запахи наплывали – от яблонь, от грядок. Вечерний сумрак становился всё более нежным и сокровенным – располагал к задушевной беседе.
Мужчина и женщина какое-то время испытующе смотрели друг на друга. Молчали. И за это время женщина отметила – невольно для самой себя – какой приятный, представительный мужчина перед нею. В тёмном строгом пиджаке, в белой рубахе при галстуке. Плечи – косая сажень. Аккуратные тонкие усики. Чёрная чёлка свесилась на широкий лоб – лоб философа и мудреца. Чёлка, правда, подозрительно чернела, будто подкрашенная, – выделялась на фоне седых висков. Сопротивляясь невольному чувству симпатии, женщина усмехнулась: «Смазливый, спору нет. Только он с этой чёлкой маленечко на Гитлера похож».
– Вы были на войне? – вдруг спросила она.
– Да. Я кровь проливал…
– Извините. – Хозяйка сконфузилась. – Давайте я поставлю самовар.
– Нет! – решительно ответил гость, открывая портфель. – Давайте я лучше поставлю вино.
– Я не пью, – смутилась хозяйка. – Я тоже.
– Ну и зачем же тогда?
– А чёрт его знает! – Гитин хмыкнул и добавил нечто непонятное: – Такая инструкция…
– Что за инструкция? – Женщина была в недоумении. – Какой-то вы странный.
Казбекович поднялся, обошёл вокруг яблони. Сел – нога на ногу. Встал. Он был – как на пружинах. Волновался. Курил. То галифе поддёргивал, то сапоги. То улыбку некстати растягивал, то чрезмерно хмурился.
В разговоре у них возникали тяжёлые паузы. – Дожди наконец-то пошли, – говорила женщина.
– Дождались… – отвечал он, глядя на мокрую, запашистую яблоню. – А то уж думал, урожай сгорит.
– Бог миловал.
– Да, да. – Он сел напротив. – А где парнишка?
– Воюет. Играет где-то. Уж вы не обессудьте. – Хозяйка вскипевший самовар поставила на средину стола. – Чай у меня этими… с дырками от бубликов. Нечего больше подать.
– Да ладно, что я, жрать приехал? – Фаддей Казбекович пошевелил тонкими усиками. – Э-хэ-хэ!.. Ну, разве это дело?
– Вы об чем?
Гитин заострённым подбородком показал на пустую столешницу.
– Дырками от бубликов не прокормишься.
– А-а… – Любомила вздохнула. – Ну, это образуется.
– Ага. Свинья не выдаст, бог не съест, – пробормотал нарядный гость. – Тьфу ты, чёрт! Наоборот!
Опуская глаза, Любомила спрятала ухмылку. Незримую соринку стряхнула с юбки.
И опять молчание стеною разделило их.
– Иван, – задумчиво заговорила женщина, – копейку умел заколачивать, но… Ещё лучше умел пропивать. Что за характер был такой, царство ему небесное! С виду – мужик мужиком, но только стоит выпить – барские какие-то замашки появлялись. Гость поднялся, поправляя чёлку.
– Да это уж я знаю! Всё, что есть в карманах, на ветер выкинет, да ещё и займет у кого-нибудь. У меня, например.
– У вас? – Сердце упало у женщины. – Занимал?
– Было дело, не скрою. До синюхи допьется, до чёртиков, и только уж потом в тайгу, на заработки…
– Вот-вот. А мне приходилось краснеть перед людями. – Глаза у женщины внезапно увеличились. – И много он вам задолжал?
– Да надо ли об этом говорить?
– Так вы, может, за тем-то и приехали?
– Нет, ну, что вы! Разве можно? Я к вам… – Фаддей Казбекович замялся, – вовсе даже не за этим.
– А зачем же вы?.. – спросила женщина, и сердце почему-то застучало жарче и сильнее.
Гитин шеей покрутил – непривычно в галстуке.
– Выпьем, что ли? По маленькой?
Любомила не расслышала.
– Маленький, маленький, – согласилась, оглядываясь. – Только шкодник большой!
– Хорошо беседуем, – пробормотал франтоватый гость, добавляя погромче: – Дело в том, что я вам… Я тебе предлагаю… – Он хотел сказать: «Руку и сердце», но эта фраза застряла в горле. Гитин закашлялся. Галстук расслабил. Губы облизнул, покосившись на бутылку вина.
«Сватовство майора! – затосковал Казбекович, в звании майора возвратившийся с войны. – Вот стыдоба! Уйти, что ль?»
Он поднялся, закурил, исподлобья поглядывая по сторонам.
В глубине двора виднелись бревенчатые рёбра недостроенной бани. Валялись доски, щепки, гравий. Топор блестел в пеньке.
Лодочный мотор стоял, накрытый куском рубероида.
Разволновавшись, Гитин подошёл к забору, пошатал. Столбик закачался – гвозди крякнули.
– Поправить надо бы.
– Поправим, – не уверенно ответила женщина. – Даст бог, всё поправится.