Романы Ильфа и Петрова

…лучший апартамент из четырех комнат занимал знаменитый индусский поэт и философ… — Индийский писатель и философ Рабиндранат Тагор посетил Советский Союз 11–25 сентября 1930. По его словам, Тагор приехал, «чтобы поучиться» и, в частности, посмотреть на ход культурной революции. Был в гостях у московских пионеров [КН 26–28.1930 и др.]. В вышедшей вскоре книжке «Письма из России» Тагор с энтузиазмом принял миф об СССР как о стране будущего, в особенности восхищаясь отказом социалистического человека от собственнических устремлений.

Путешествия Тагора, его встречи с деятелями культуры освещались мировой и советской прессой уже давно. Бенгальский мудрец постоянно появляется на фотографиях рядом со знаменитыми друзьями: физиком А. Эйнштейном, скульптором Ж. Эпштейном, писателем Р. Ролданом и мн. др. Ю. Тынянов писал в 1921: «Имеется еще один амбасседер, всемирный — Рабиндранат Тагор. Он уже мало пишет, но зато много разъезжает… Читает лекции (конечно, о спасении мира). О нем все пишут. Самое имя «Рабиндранат Тагор» ласкает европейский слух. В еженедельниках картинки: Тагор в индусском костюме, Тагор читает лекцию, дорогой Тагор говорит с дорогим Гауптманом: ТАГОР, ТАГОР, ТАГОР, ТАГОР!» [Записки о западной литературе, Книжный угол 7–8. 1921–1922; цит. по кн.: Тынянов, Поэтика. История литературы. Кино, 127]. Уже в этом тыняновском обозрении замечена некоторая всеядность пилигрима из Индии, его тенденция некритически восхищаться всем виденным; так, побывав в 1927 в Италии, Тагор выступил с восхвалениями Муссолини, что было отмечено советской прессой. Это свойство не без иронии отражено и в данном эпизоде ЗТ. См. ранее о бендеровской автохарактеристике «Любимец Рабиндраната Тагора» [ЗТ 6//14].

«Индийский гость» — мудрец или просто приезжий из Индии — был для русской публики знакомым культурным феноменом, идущим от Серебряного века с его оккультно-философскими исканиями. См., например, описание теософских бдений с участием «таинственной особы из Индии» во второй симфонии А. Белого [ч. 4]. Индийца Шахида Сураварди, приглашенного всего-навсего консультантом в Художественный театр, знала вся Москва [На переломе: Индус в Москве, 206–207, и др. ¹]. Сам Тагор был известен и почитаем в России еще до революции, причем его гидом по московским литературно-художественным кругам служил как раз Сураварди [см. ЗТ 6//14]. В одном эмигрантском романе о предреволюционных годах [А. Буров, Бурелом] мы встречаем хотя и фактически ошибочные, но характерные упоминания о лекциях индийского философа Кришнамурти перед петроградской элитой в 1916… Другими словами, соавторы остаются верны принципу вводить в сюжет элементы отстоявшиеся, ставшие приметами культурного пейзажа эпохи, а если возможно, то сразу обеих эпох — советской и предреволюционной.

Обращаясь к Тагору в Москве 1930 г., Остап Бендер пытается найти последний рубеж обороны от наседающей отовсюду «нови», но и этот классический источник мудрости оказывается заражен советским мировоззрением, от которого Бендер так раздраженно отмахивается. Напрашивается параллель между Бендером и Хворобьевым, не нашедшим спасения даже во сне.

Индийский философ включается в ряд фигур, чей комизм основан на том, что, заведомо далекие от «научного социализма», они тем не менее подвергаются допросу, индоктринации и заражению советским языком и духом наравне со всеми остальными. Другие примеры: ребусник Синицкий, монархист Хворобьев, старухи в доме собеса, говорящая собака, иностранные журналисты и т. п. [см. ДС 8//10; ЗТ 9//8; ЗТ 28//9].

33//3

За ночь великий комбинатор вдохнул в себя весь кислород, содержавшийся в комнате, и оставшиеся в ней химические элементы можно было назвать азотом только из вежливости. — Ср.: «Комната, надышанная и накуренная годами, вмещала в себе уже не воздух, а какое-то новое неизвестное вещество, с другим удельным весом и химическими свойствами» [О. Мандельштам, Шум времени: Сергей Иваныч].

33//4

— Вы частное лицо? — спросили миллионера в [строительной] конторе… К сожалению, строим только для коллективов и организаций. — Недоступность услуг для частных лиц, о чем речь идет и в следующей главе романа (щи только для членов профсоюза) высмеивалась в обозрении В. Масса и Н. Эрдмана «Одиссея» (1929). Прием женихов Пенелопы производит канцелярия во главе с Телемаком. Некоторых из претендентов отвергают почти в тех же выражениях, что и Остапа: