Ромео и Джульетта

Брат Лоренцо

Но ты же изгнан только из Вероны:

Смирись. Ведь мир велик, разнообразен.

Ромео

Но мира нет за стенами Вероны:

Чистилище там, пытка, самый ад!

Изгнав отсюда, этим изгоняет

Из мира он меня; а это — смерть!

Изгнанье — ложное названье смерти.

Изгнаньем называя смерть, ты рубишь

Мне голову секирой золотой,

Смотря с улыбкой на удар смертельный.

Брат Лоренцо

О смертный грех! Что за неблагодарность!

Твою вину закон карает смертью,

Но добрый герцог отстранил закон,

И слово «смерть» он обратил в «изгнанье».

Вот милость. Ты же её не хочешь видеть.

Ромео

Нет, казнь — не милость! Небеса мои —

Там, где Джульетта. Каждый пёс, иль кошка,

Иль мышь презренная, любая тварь

Здесь может жить в раю — Джульетту видеть;

Один Ромео — нет! Любая муха

Достойнее, счастливей, чем Ромео:

Она касаться может без помехи

Руки Джульетты — чуда белизны,

Иль красть блаженство рая с милых уст,

Что в девственной невинности как будто

Краснеют от взаимного касанья,

Грехом считая целовать друг друга.

Любая муха; а Ромео — нет!

Свобода ей дана; а он — изгнанник.

И говоришь ты, что не смерть — изгнанье?

И не нашёл ужаснее ты яда,

Ножа острей, орудья смертоносней

Изгнанья, чтоб убить меня! Изгнанье!

Твердят то слово грешники, стеная

В аду! Как у тебя достало духу?

Ты, исповедник, мой отец духовный,

Прощающий грехи, мой друг давнишний,

И ты — меня убил, сказав «изгнанье».

Брат Лоренцо

Да выслушай, безумец ты влюблённый…

Ромео

Ты об изгнанье будешь говорить!

Брат Лоренцо

Против него я дам тебе оружье.

В несчастьях философия — целебный

Бальзам: она утешит, хоть ты изгнан.

Ромео

Вновь это слово «изгнан»! О, к чертям

Всю философию! Она не может

Создать Джульетту, передвинуть город

Иль уничтожить этот приговор.

Так что в ней пользы? Даром слов не трать.

Брат Лоренцо

О, вижу я, что все безумцы глухи.

Ромео

Как им не быть, коль слепы мудрецы?

Брат Лоренцо

Давай твоё обсудим положенье.

Ромео

Как можем мы с тобою говорить

О том, чего ты чувствовать не можешь?

Будь молод ты, как я, влюблён в Джульетту,

Обвенчан с ней, убийцей будь Тибальта,

Люби, как я, будь изгнан навсегда, —

Тогда бы мог ты говорить об этом,

Рвать волосы, как я, и падать наземь,

Чтобы могилу вымерять свою!

Стук в дверь.

Брат Лоренцо

Встань, там стучат. Ромео, милый, спрячься.

Ромео

Не спрячусь! Разве паром горьких вздохов

Укроюсь, как туманом, от людей.

Стук.

Брат Лоренцо

Ты слышишь, как стучат? — Кто там?

Вставай!

Тебя захватят… — Подождите! — Встань же!

Беги в молельню. — Слышу! — Божья воля!

Что за упрямство! — Я иду, иду!

Стук.

Кто так стучит? Кто там? Чего вам надо?

Кормилица

(за сценой)

Впустите — так узнаете. Джульетта

Меня прислала.

Брат Лоренцо

В добрый час. Войдите.

Входит кормилица.

Кормилица

Отец, святой отец, скажите мне,

Где, где супруг синьоры? Где Ромео?

Брат Лоренцо

Здесь, на полу. Он пьян от слёз своих.

Кормилица

Ох, точно так же, как моя синьора.

Точь-в-точь она.

Брат Лоренцо

О горькое согласье!

О сходство грустное!

Кормилица

Вот так лежит,

Вопит и плачет, плачет и вопит. —

Ну, встаньте, встаньте, будьте же мужчиной!

Хоть для Джульетты, для неё, вставайте.

Зачем уж так в отчаянье впадать?

Ромео

Кормилица!

Кормилица

Ох, ох, синьор, ну что ж, смерть — наш удел.

Ромео

Сказала ты — Джульетта? Что же с нею?

Она меня убийцею считает?

Я запятнал в расцвете наше счастье

Родной ей кровью? Где она и что

Супруга тайная моя о нашей

Любви, навек погибшей, говорит?

Кормилица

Да ничего она не говорит,

А только плачет, плачет; на кровати

Лежит пластом, — вдруг вскочит, начинает

Тибальта звать иль закричит: «Ромео!» —

И упадёт опять.

Ромео

О, это имя,

Подобно выстрелу смертельной пули,

Её убило так же, как вот эта

Проклятая рука — её родного!

О мой отец, скажи, где поместилось

В моём презренном теле это имя,

Чтоб мне разрушить гнусное жильё!

(Вынимает шпагу.)

Брат Лоренцо

Стой, удержи отчаянную руку.

Мужчина ль ты! Да, с виду ты мужчина,

Но плачешь ты по-женски, а поступки

Гнев зверя неразумный выдают.

Ты — женщина во образе мужчины

Иль дикий зверь во образе обоих.

Ты изумил меня, клянусь святыми.

Благоразумней я тебя считал!

Тибальта ты убил — теперь ты хочешь,

Свершивши над собою злое дело,

Убить себя, убить свою супругу,

Которая живёт одним тобой!

Восстал ты против своего рожденья,

И неба, и земли: ведь и рожденье,

И небо, и земля — в тебе самом,

Как три единства. Сразу всё погибнет!

Стыдись! Стыдись! Позоришь ты свой образ,

Свою любовь, свой разум; ими щедро

Ты наделён, но сам, как лихоимец,

Не пользуешься всем, как подобает,

Чтоб совершенствовать всегда свой образ,

Свою любовь, свой разум. Образ твой —

Лишь восковая форма, если ты

Отступишься от доблести мужчины.

Любовь твоя — лишь клятвопреступленье,

Коль ты нарушишь клятву и убьёшь

Любовь, которую клялся лелеять;

И разум твой, что должен украшать

Твой образ и любовь твою, их только

Испортит неумелым обращеньем:

Как иногда в пороховнице порох

У воина неопытного вспыхнет,