Рондо

Всегда, сколько Митя себя помнил, в магазинах ничего просто так не продавалось – требовалось выстоять очередь. Сперва в кассу, потом к прилавку. Обычное дело, как и скандалы, если кто-то пытался пролезть незаконно первым. Но то, что творилось теперь… Очереди удлинились в десятки раз. За колбасой, книгами, вином, подпиской на газеты выстраивались такие «хвосты», каких не видели кинотеатры «Ударник» и «Россия» в дни международного кинофестиваля. Многие нужные товары – мыло, сигареты продавались по специальным талонам. С талонами тоже приходилось часами стоять в очереди.

В институте вдруг вспомнили, что недоштудировали знаменитую статью «Государство и революция». Надо же хоть как-то отвлечь внимание малограмотных учёных. Но вокруг уже всё трещало и рушилось. Трещала сама непогрешимая партия. Литовские коммунисты вышли из состава КПСС. Одуреть можно! Неожиданно оказалось, что давным-давно горит пожар, а никто не замечает. Пламя так разгулялось, что всё шаткое здание лагеря стран народной демократии, державшееся на советских штыках, обвалилось, подняв сноп искр и салют радостных возгласов. Чехи, немцы, болгары, румыны, не сговариваясь, стряхивали с себя паразитический режим. В Румынии стряхнули так кроваво, что у руководящей верхушки в Митиной стране по спине побежали мурашки. Трагедией прозвучало название «Карабах». Крови становилось всё больше. К концу года страна грохотала, как пустая телега по булыжной мостовой. Грохот создавали тысячи мнений на разные голоса. В почтовых ящиках обнаруживались листовки с призывами двигаться в самых разных направлениях. Выпучив глаза, Митя читал фразы, которые он не слышал даже в квартире бабы Веры. А сейчас – грубая бумага, некачественная печать, но какие слова! «Избавиться от веры в то, что по заранее намеченному плану можно построить идеальное человеческое общество». Сколько лет понадобилось, чтобы дойти до этой простой мысли. «Научные доктрины Маркса-Энгельса не выдержали испытание временем». А сколько времени потрачено на их зубрёжку! «Конец эпохи КПСС», «Перестройка здания социализма невозможна». Да какое там здание?! Покосившийся сгнивший барак посреди Западно-Сибирской тайги больше походил на здание. Тут Митя рассуждал, как вульгарный обыватель: раз в магазинах товаров нет, значит, и социализма нет. А к Новому году уже не было ничего. Дефицитом стала даже мелочь: чашки-ложки, носки, лезвия для бритв.

Митинги повернули штыки против партии. Митя приходил в восторг от их лозунгов. Допекла партия людей, ух, как допекла! Надоело народу по-бараньи «неуклонно следовать» и народ решил высказаться. Руководство пыталось быстро-быстро перестроиться, укрепиться. Генеральный секретарь перевоплотился в Президента страны. И тут Литва приняла акт о восстановлении независимости. Газеты принялись нагнетать страх: дестабилизация… резкий рост преступности… Всё чётче вырисовывался образ врагов. Началась блокада Литвы, начались межнациональные столкновения в Баку. Кто-то кричал, что их спровоцировали коммунисты.

Митинги, опять митинги, ещё митинги. На улицы вывалились разгорячённые толпы. Среди них много чужих, много откровенных дураков, чьих-то приказчиков. Слово большевик стало ругательным, а в журналах публиковались статьи о порочности принципов марксизма. Ереси множились с нарастающей скоростью. На рынках продавали значки с озорными надписями: «Партия, дай порулить».

Забайкалье так по-московски не бурлило. Забайкалье почти дремало. Только местное радио доносило отголоски того, что творилось в столице. В Чите люди не митинговали, а ходили на работу. А в остальном всё то же – пустые прилавки и полная неопределённость. Чем дальше от областного центра, тем больше население озабочено выживанием. Вот в посёлке Казаковский Промысел геологоразведочная партия сумела выделить сотрудникам продуктовый заказ: по целой жёлтой шайбе сыра на семь человек. В одной комнате семеро женщин, стоя у окна, прикидывали, как разделить свалившееся на них богатство поровну. Их выручил Трофимов с помощью большого геодезического транспортира. Каждой достался сектор в 51 градус, 26 минут.