Рондо

– Да что ты городишь! Какая пропасть?! – Пашка спорить не умел – недослушивал, вместо того, чтобы убедить, пытался перекричать, завалить противника словами. – Страна развивалась, богатела. Ты сейчас скажешь: «А курево по талонам?» Так не бывает же, чтобы всё шло гладко, без трудностей. Тем более что путь, по которому мы идём новый, мы первые…

– Да нет никакого пути! По бездорожью, по кочкам – и в яму! – Митя тоже не умел спорить, тоже перебивал. – Цель, к которой вы нас ведёте, искусственная, экономика искусственная, ценности, которые вы нам навязываете, искусственные.

Лицом к лицу сидели два человека, воспринимающие и понимающие каждый на свой лад. И чем сильней вскипал их возмущённый разум, тем меньше оставалось в этом споре смысла, всё шло к тому, что скоро они совсем перестанут слышать друг друга и начнут орать в полный голос. А в таких квартирах, как Пашкина, звукоизоляция паршивая.

– Слушай, давай ты несколько минут помолчишь, не будешь меня перебивать. Тогда я тебе попробую объяснить, о чём говорит Митька. А потом я тебя перебивать не буду, – вдруг вклинился в спор, молчавший до этого Андрей.

Это было так неожиданно, что Пашка растерялся и умолк.

– Сперва давай договоримся, что не существует абсолютно хороших и абсолютно плохих режимов. Если коммунистический режим критикуют, то это не значит, что всё связанное с ним никуда не годится. Вопрос в том, чего в нём больше – хорошего или плохого? Власть, которую ты защищаешь, мучает страну уже семьдесят с лишним лет. Для истории это миг, но всё же этот миг она продержалась, значит, не надо никому доказывать, что система развивалась, что есть прогресс. Но этот прогресс для пользы населения или ради выживания самой системы? Кроме того, кое-что смущает. Ни одна наука не берётся строить теорию о том, к чему придёт в своём развитии объект её исследования. Ни Митина любимая геология, ни биология, ни астрономия… Предположения, гипотезы – пожалуйста. Но не больше, чем гипотезы. А коммунисты взяли и поняли, в чём смысл исторического развития, прозрели будущее. Не во всех деталях, конечно, но главную суть прозрели. Природа, бесконечная в своей непознанности, непредсказуемая природа оказалась посрамлена. Экстраполяция очень сложная штука. На один-два шага ещё можно что-то спрогнозировать с определённой вероятностью, но чем дальше, тем доля вранья в прогнозе катастрофически растёт. И всё многообразие общества не может уместиться в конечную систему предписаний. Как ни крути, утопией получается твой коммунизм.

Молодец Андрей, по делу выступил. Но Митя остался недоволен разговором. Начал-то его Пашка – принялся учить, кому верить в нынешней ситуации. Митя влез с надеждой не столько переубедить этого апологета, сколько повлиять на Вадика. Ладно, всё-таки выговорился. И здорово, что Андрей поддержал.

На следующее лето и в самой Чите, и в посёлках было не так тихо-спокойно, как в прошлом году. В геологическом управлении и в общежитии, в местных партиях москвичей теребили, спрашивали, требовали ответа. Телевизору и газетам доверяли не шибко, и всем было интересно, а как на самом деле? Неужто правда, что с такими плакатами на улицы выходят?

Лето перевалило на вторую половину, когда Митя с Трофимовым снова оказались в той партии, где он в прошлом году воевал со слепнями. Документация новых канав и керна заняли весь остаток полевого сезона. Дни стояли сухие, солнечные, работалось с удовольствием, и время бежало незаметно. Однажды вечерком Трофимов подошёл к Мите.

– По-моему, у нас накопилось много чего неразобранного. Давай завтра устроим камеральный день и наведём порядок.

– Ладно. А я с утра ещё и баньку приму.

А с утра по приёмнику талдычили какое-то обращение к населению страны. Митя услышал, как медовым потоком тянулись обещания наладить жизнь, повысить, улучшить, обеспечить… Даже сулили каждой семье по дачному участку. Обычная пустая говорильня. После завтрака Митя наколол дров, протопил баню и отправился мыться. Когда он размягчённый и умиротворённый вылез на воздух, приёмник продолжал ворковать. Прислушавшись, Митя понял: за те три часа, что он мылся, в стране сменилась власть. Теперь ею руководил какой-то труднопроизносимый ГКЧП. И судя по тому, что говорило радио, в ГКЧП входили откровенные реакционеры, совершенно чужие, не наши, враги. Ясно, что это дело теперь просто так не остановится. Происходит очень важное, а Митя сидит здесь.

Из приёмника продолжали сыпаться новости: Президент страны болен, все газеты закрыты, оставлены только… Ну понятно, оставлены самые паскудные. В Москве бронетранспортёры. Всё просто, как будто написано в учебнике истории: империя сгнила окончательно, власть захватила отпетая реакция. Это называется «путч».