«Но я же не умею раскрыть объятья для всех, живущих рядом со мной, я не в состоянии полюбить их, я не способен нести ответ за всё, что совершила моя страна. И даже к тому, в чём я разбираюсь, к моему делу, я относился не так, как следует: то, что мне было интересно, я понимал, как баловство, как развлечение, а в том, что являлось плановой работой, я видел одну лишь глупость. Поэтому после меня и не останется ничего такого… Что бы я сам о себе не думал, видимо, мой удел быть совсем простым солдатом. Но неужели от меня чего-то ждали? Кому я нужен?»
«Но тогда, значит, всё это правда, значит, нас пасут, значит, – вера? Тогда, значит, свечки. Поклоны… А ведь я, трепыхающийся выловленной рыбой, пытающийся самостоятельно что-то понять, делающий выводы, пусть и глупые, сильней, чем тот же я, стоящий на коленях со свечкой в руке. Если надо думать, если я должен думать сам, то это не совместимо с верой. Безмозглая вера – это отчаянье и слабость».
«В любви нет посредников и покровителей, никто не учит. А в вере – я этим переболел – полно посредников и учителей. У меня вызывают отвращение те, кто убеждён, что знает, как надо. Я за ними идти не могу».
«Никого я не ищу. Любой бог – это кто-то безликий, неконкретный. У него нет слабостей, и потому я его любить не могу».