— Много чем занимался. И в разных странах. Ирак, Сирия, Ливия, Иран, Саудовская Аравия, Йемен, Сомали.
— Неслабо завернуло.
— До конца дослушай. Знаешь, что первое бросается в глаза, когда туда приезжаешь? Дети. Куча детей, у нас такое только на Кавказе увидишь. А знаешь, что второе? Когда там громить идут, а громят там часто, по любому поводу — громят не просто так. Есть «свои» лавки, есть чужие. Свои просто так не громят. Громят чужие. Не дошло?
— Да дошло… — досадливо сказал Сбоев, — дошло. Ты всегда в эту сторону повернутым был.
— Таким и остаюсь. Не изменить уже меня. Как думаешь, какими бы по народонаселению ровно сто лет назад были?
— ???
— Вторыми! После Китая! А сейчас? То ли семнадцатыми, то ли восемнадцатыми. Как так получилось? Возьмем большевиков. Я бы знаешь за что их развесил по всем осинам, от Ленина до Карахана? Да потому что они, твари, за край шагнули. Сказали, будет по-нашему, иначе убивать будем. Посмотри, кто в ЧК сидел, в разных двойках-тройках? Много ли там русских? За большевиков — всякая шваль приблудная воевала! Прибалты, евреи, китайцы — из китайцев специальные полки были! Все они к нам на землю пришли, многие тут и остались, только что-то никто не говорит про интервенцию. Ленин знаешь чего заслуживает? Чтобы в Мавзолее туалет сделали!
— Так уж туалет…
— Он самый — не меньше. А Сталина можно простить только за то, что он всех этих большевиков старых, всю эту политкаторжанскую мразь — всех, считай, извел. Частью они сами друг друга извели, перегрызлись, а частью — он к стенке. И правильно сделал. Только это уже не важно. А важно то, что мало нас осталось. И все равно — так друг другу норовим в глотки вцепиться. Ты за что тому мужику в морду дал, а?
— Да, но мразь ведь! Е… твою мать, Вась, а как же справедливость?! Вот как без справедливости, а?
— А ты думаешь, большевики за что убивали? За справедливость они убивали. Ведь не так-то просто — вот взять и расстрелять человека. А тут тысячами расстреливали. Грех на душу брали, но расстреливали. Потому что в идею верили, а в Бога нет. Вот и дорасстреливались… до того, что бандитов ловим в Удмуртии да в Татарстане. Судят не по тому, что хотели, а по тому, что вышло, понял?
Капитан упрямо качнул головой.
— Неправильно так.
— Но так есть.
— Слушай, но как так? Вот мы с душней сражаемся, в командировках себя гробим. А эта тварь отсиживается в сторонке, сытенькая, что тогда, что сейчас…
— У тебя дети есть?
Капитан выпучил глаза.
— Ты чего спрашиваешь?
— Для дела. Так что?
— Сын есть.
— А у меня вообще никого нет… наверное. Не получилось как-то. Волки мы. Не родились такими, но такими стали. Я вот думаю иногда — ну, будет у меня, и чему я сына своего научу? Как людей убивать? А ведь только это по большому счету и умеем, так? Людей — убивать. А вот у мужика того — пятеро. И у другого — трое. Вот уже восемь. Восемь русских, при том, что каждый сейчас на счету. Так кто из нас правее, а? Кто из нас больше Родину любит?
Капитан помолчал, переваривая сказанное.
— И все равно ты не прав, Вась. Как можно с мразью мириться, а? Ну вот как? Это ведь зараза настоящая, для всего народа.
— Мразь разная бывает. Вот те, кто горло режет под вой муллы с минарета, — это мразь. Те, кто под радужными знаменами парадирует, наверное, тоже мразь, просто тошнит от таких.
— А это — не мразь? Буржуи настоящие.
— Ага. Ты про классовый подход на Кавказе расскажи, хорошо? Если кто слушать будет. Вот ты крестьянин, бедный, всего два раба, и то не купил на базаре, а родственник пригнал солдатиков, девать больше некуда было. А вон там у амира дом стоит в четыре кирпича стена, рабы построили, вот он… эксплуататор. И надо ему идти на штурм этого дома, освобождать рабов и жить по справедливости. Нормально?
— Да не… не знаю я, что сказать, Вась, но все равно он — мразь.
— Он отец пятерых детей. И русский. И человек, который хоть какую-то оборону организовал, людей под себя собрал. Пусть за свое, не за общее, но сражаться он будет. И хорошо сражаться. Мы еще не въехали… не ты один, многие не въехали. На пороге — Орда. И когда придут — резать всех одинаково будут, что угнетателей, что угнетенных — им по барабану. Им мы все неверные, до последнего человека…
— Ладно… — сказал Сбоев, — ты как хочешь… но я все равно… как жил, так и буду жить.
— Твое дело. Одно прошу, как брата прошу — беспредел не твори, ладно? Ты меня знаешь, я в стороне стоять и смотреть не буду, хоть ты какой там командир.
— Лады.
Информация к размышлению