По возвращении посла в Кокан и вручении хану бриллиантовых знаков ордена Св. Станислава 1-й степени, генерал-губернатор получил от хана, 31-го июля 1868 г., благодарственное письмо, в котором хан высказывал свое удовольствие по поводу получения «ордена звезды», как он называл пожалованный ему орден, и прибавил, что об этой милости Белого Царя он велел объявить во всех концах ханства, «чтобы друзья радовались, а враги скучали».
В начале декабря 1869 г., хан принес генерал-губернатору жалобу на эмира, будто тот, подчинив своей власти отложившихся беков (гиссарского, кулябского и других), напал и на подчиненного Кокану каратегинского бека, Шир-Али, который вынужден был бежать в Кокан. На запрос, сделанный по этому поводу эмиру, было получено от него, в оправдание, письмо Шир-Али, доказывавшее участие последнего в возникшем междуусобии и выдававшем сношения его с мятежными беками. Худояр-хан объявил письмо подложным и в доказательство прислал, для сличения, подлинное письмо Шир-Али. Печать, действительно, оказалась как-бы поддельною, {19}
и потому генерал-губернатор предложил эмиру возвратить Каратегин законному владетелю. В это время Шир-Али снова вступил с войсками в Каратегин, но был разбит соединенными силами кулябского и гиссарского беков и взят в плен. Желая предупредить всякое столкновение между Бухарою и Коканом, так-как успех одного, мог компрометировать наше покровительство другому — генерал-губернатор предложил Худояр-хану возвратить Каратегин прежнему его владетелю,Результатом трехлетних наших дипломатических сношений было то, что Сеид-Худояр-хан отказался от всякой мысли враждовать с нами иди прекословить нам. Имея в Ташкенте постоянного поверенного Мирзу-Хакима-Датху (теперь уже Парваначи), хан извещает генерал-губернатора о всяком, самом незначительном обстоятельстве и в то-же время немедленно исполняет каждое его желание. Даже о семейных своих делах, хан считал необходимым уведомлять генерал-губернатора. О смерти своей матери он сообщал в следующих выражениях: «по желанию и предопредлению Бога, моя мать — мой священный Кааб, в субботу в 18 день рамазана, вспомнив, что всем равно придется умирать — вкусила шербет из чаши смерти и в определенный свыше день переселилась из этого ложного мира в будущий надежный мир».
Когда при возвращении уратюбинского отряда, (осматривавшего летом 1870 года, пути в долину Зеравшана через хребет Кашгар-Даван), было сделано нападение аувагинскими горцами, подведомыми Кокану — хан принял энергичные меры для наказания виновных и прислал в пользу раненых и семейств убитых (ранено было 19 чел. убито 4) — 5000 р. сер. На долю тяжело раненых (их 4) пришлось по 300 р., легко раненым выдано по 50 р., семейства убитых получили по 600 р. — остаток передан в распоряжение походных церквей.
Самым крупным эпизодом наших сношений была выдача бежавших в Кокан шахрисябзских беков: Джура-бия и Баба-бия.
В этом случае Худояр-хан, ради сохранения с нами дружбы, в которой он видит свою силу и свое будущее, не остановился ни пред законами гостеприимства, ни пред ропотом и неудовольствием своих приближенных и народа.
Дабы выразить коканскому хану признательность за неизменное дружеское поведение его и готовность действовать согласно с видами нашего правительства, генерал-губернатор послал к Худояр-хану камер-юнкера Двора Его Величества, статского советника Струве, которому поручил, сверх того, переговорить с ханом еще и касательно:
1) учреждения должности постоянного агента нашего в Коканде,
2) разъяснения причин, препятствующих возвращению в Каратегин прежнего владетеля его Музаффар-шаха,
3) определению границы ханства,
4) удовлетворения за нападение аувагинских горных киргизов на наших казаков,
и 5) разъяснения спорных дел наших купцов с коканскими.
По всем этим вопросам получены были вполне удовлетворительные ответы.