Россия и Европа. 1462-1921. В 3-х книгах

6. Fletcher. Of the Russe Common Wealth, reprinted from Hukluyt Society Publications, NY, no date, p. 34.

Вотже что на самом деле произошло с ней тогда. Она была на­сильственно сбита с европейской орбиты. Я вовсе не хочу сказать, что произошло это случайно. Двойственность политической культу­ры присутствовала в России, как мы уже говорили, задолго до Гроз­ного. Европейская договорная, конституционная, если хотите, тради­ция вольных дружинников с самого начала сосуществовала в ней с патерналистской, холопской. Другое дело, что победа этой холоп­ской традиции над своей соперницей вовсе не была запрограммиро­вана фатально. Мы видели, какие мощные работали над ней силы. И как успешно они работали. Видели мы также, как серия роковых ошибок тогдашних реформаторов дала возможность военно-церков­ному альянсу восторжествовать над европейским началом России. Но разве отменяет всё это тот, пусть основательно забытый, пусть по­гребенный, как древняя Троя, под тяжелыми слоями мифов, но все- таки несомненный, все-таки основополагающий факт, что сначала была Европа?

Глава четвертая

Суд ИСТОРИИ Перед грозой

И суд историков

Легко было предсказать, что первое

русское издание этой книги будетточно так же встречено в штыки местными экспертами, как и американское. И что особенное их раз­дражение вызовут те же самые «если бы», о которых подробно гово­рили мы в первой главе. Так оно, конечно, и случилось.

Я утверждаю, например, что вся четырехвековая политическая история России после самодержавной революции Грозного оказа­лась, по сути, запрограммированной на много поколений вперед ре­форматорами Европейского столетия. А рецензент почтенного либе­рального издания, которое я не стану здесь называть, вырывает из контекста один абзац и язвительно замечает: «По Янову получается, что все государственные преобразования, осуществленные в России на протяжении XVIII — начала XX вв., могли быть проведены в жизнь еще в середине XVI в.» На самом деле какие-то из них и впрямь мог­ли, «если бы» тогдашние реформаторы не совершили тех жестоких

Часть первая Гпава четвертая 275

КОНЕЦ ЕВРОПЕЙСКОГО СТОЛЕТИЯ РОССИИ ПврвД ГрОЗОЙ

ошибок, которые мы здесь так подробно рассмотрели, другим, на­верное, пришлось бы ждать своего времени.

Но разве меняется от этого суть дела? Непреложным ведь остает­ся факт, что поставлены были эти реформы в повестку дня всех по­следующих столетий русской истории именно в середине XVI века. И не поняв этого, обречены были бы мы остаться на уровне авторов тома VIII, уверяющих нас, что «у Ивана Грозного просто не было друго­го выхода». Так к чему же, спрашивается, весь этот сарказм, основан­ный к тому же на элементарной подтасовке, к чему сравнения моей работы с «альтернативной историей», сиречь научной фантастикой?

Да всё к тому же. Не могут эксперты, воспитанные на историчес­ком фатализме, на том, что Герцен назвал в свое время, как мы по­мним, «абстрактной идеей, туманной теорией, внесенной спекуля­тивной философией в историю и естествознание», примириться с «если бы», т.е.с «нереализованными возможностями» истории, как назвал их Юрий Михайлович Лотман, ломающими всю их рутину. И тем более не могут они примириться с тем, что книга о прошлом принимает столь непосредственное участие в насущном, чтобы не сказать судьбоносном сегодняшнем споре.

Ведь настоящая идейная война, так отчаянно напоминающая схватку нестяжателей с иосифлянами, идет сегодня в России. И так же, как та старинная идейная битва, определяет она будущее стра­ны. Что для Москвы Европа — родина, «вторая мать», как сказал од­нажды Федор^остоевский/0 или чужая «мышиная нора», как выра­жается сегодняшний наследник холопской традиции?71 Националь­ные ли корни у сегодняшних нестяжателей? Или импортирован весь их мыслительный багаж в наше самобытное отечество вместе с ко­ка-колой и сникерсами?

Самые смелые из современных западных мыслителей допускают, что «история коллапса царского режима опять стала историей наших дней»/2 Или, что «Россия 2000 года мало чем отличается от России

Цит. по: Владимир Вейдле. Задача России, Нью-Йорк, 1956, с. 69.

Дмитрий Рагозин. Мы вернем себе Россию, М., 2003.

Tim McDanieL The Agony of the Russian Idea, Princeton University Press, 1996, p. 52.

1900».73 Иначе говоря, допускают они, что последнее, затянувшееся почти на всё XX столетие евразийско-советское отклонение россий­ской ветви от европейского древа было зря потраченным временем, нелепым топтанием на месте — в момент, когда Европа стремитель­но рванулась вперед, в новое историческое измерение. Но копают эти мыслители лишь в самом верхнем, легко доступном слое.