Россия и Европа. Т.2

Конечно, он европейски образованный человек и знает, что зловредный «принцип» революции, автономию личности от церков­ной и секулярной иерархии, куда удобнее связать с Реформацией и протестантизмом. Он и сам признает, что «стремление к разруше­нию окрепло и расцвело благодаря Реформации... восприняв от неё окончательную форму, так сказать, законное посвящение».⁴⁹ Но при чем здесь тогда католицизм? А при том, что Реформацию, а стало быть, и революцию породило все то же папство: «Рим, ко­нечно, поступил не так, как протестантство, он не упразднил христи­анского средоточия, которое есть церковь, в пользу человеческого я, но зато он проглотил его в римском я».⁵⁰

И чем, спрашивается, могло такое злодеяние закончиться? Согласно Тютчеву, оно сбило с толку бунтующих против жадного Рима христиан и помешало им обратить свои взоры к «высшей власти», к Константинополю, то есть к православию. В результате «вожди реформы, вместо того чтобы нести свои обиды пред суди­лище высшей и законной власти, предпочли апеллировать к суду личной совести».⁵¹ Конечно, ни один серьезный теолог не согла­сится с таким странным толкованием Реформации. В конце кон­цов не для того ведь бунтовали эти люди против римской иерар­хии, чтобы идти в подчинение к константинопольской. Но мы-то уже знаем, что теология Тютчева политическая и с богословием ничего общего не имеет.

«Русская идея», с. 94-95.

В. В. Кожинов. Цит. соч., с. 291.

Ф.И. Тютчев. Цит. соч., с. 59.

Тем более, что и сам он церковным человеком никогда не был, да, собственно, не был и верующим. Признать это вынужден даже Кожинов: «он жил на грани веры и безверия, во всяком случае — за пределами церкви».⁵² Это, впрочем, не мешало Тютчеву «держаться того мнения, что в России именно церковь и правительство должны взять в свое ведение человеческие души».⁵³

Не помешало и Кожино- ву с сочувствием комментировать убеждение Тютчева, что «только православие является истинным христианством», а «в католицизме и протестантстве он видел искажение, извращение».⁵⁴ (Точно так же, заметим в скобках, как четверть века спустя убежден будет Н.Я. Данилевский, что протестанство есть «отрицание религии во­обще», а католицизм — «продукт лжи, гордости и невежества».)⁵⁵ Московитское религиозное сектантство оказалось, как видим, ро­довой чертой «патриотизма по образцу Николая».

Как бы то ни было, обнаруженная Тютчевым роковая ошибка «вождей реформы» каким-то образом опять вывела его на Францию: «Первая французская революция тем именно и памятна во всемир­ной истории, что ей, так сказать, принадлежит почин в деле достиже­ния противохристианской идеи правительственной власти [народа]. Эта идея выражает собою истинную сущность, так сказать, душу рево­люции».⁵⁶ Вот почему, оказывается, всегда была «противохристиан- ская» Франция оплотом католического Ватикана. Если читателю по­кажется, что между двумя этими утверждениями есть непримиримое противоречие (трудно все-таки нормальному человеку представить себе римск&го Папу противником христианства), Тютчев исчерпыва­юще снимает его в своих политических стихах. Вспомним хотя бы, что

Ватиканский далай-лама

Не призван быть наместником Христа.

Или еще более жестокое:

Свершится казнь в отступническом Риме Над лженаместником Христа. В.В. Кожинов. Цит. соч., с. 290.

N. Riasanovsky. Op. cit., p. 92.

В.В. Кожинов. Цит. соч., с. 291.

B.C. Соловьев. Цит. соч., с. 515.

Ф.И. Тютчев. Цит. соч., с. 6о.

Интрига В сущности озабочен был