Россия и Европа. Т.2

не в создании Славянского союза под эгидой России, как плани­ровал Погодин, но в воссоединении всех земель, на которых про­живали сербы. Одним.словом, короля Петра, как впоследствие Слободана Милошевича, заботили отнюдь не «Петербург в Кон­стантинополе» и не православный реванш, но интересы «великой Сербии», как понимала их новая белградская элита. Россия, од­нако, меньше всего была заинтересована в имперских притяза­ниях вновь обретенной союзницы. Напротив, как формулировал в 1890-х принцип российской политики будущий министр иност- ранных дел В.Н. Ламздорф,

«для нас всегда выгодно, чтобы но Болконском полуострове были лишь небольшие государство, достаточно слабые, чтобы нуждаться в на­шем покровительстве, в то время как всякое государство более зна­чительное и независимое стало бы нашим врагом».

²*¹ Это постоянное опасение, как бы братья-славяне не стали нашими злейшими врагами, знакомо читателю еще по письмам Погодина. Единственный раз изменила Россия принципу Ламздорфа, конечно, при Горчакове после русско-турецкой войны 1877 года, когда — в нарушение секретного договора с Австро-Венгрией — попыталась создать «великую Болгарию», простиравшуюся на половину Бал­кан. Тогда на Берлинском конгрессе предостерегла Горчакова от очередной грубой ошибки Европа.

Мы увидим в заключительной книге трилогии, какую истерику закатила по этому поводу московская пресса. И по сей день Бер­линский конгресс фигурирует в летописях русского национализма как пункт № i обвинительного заключения против «предатель­ской» Европы. Между тем, имея в виду отношения России с Болга­рией в последующие десятилетия, Европа оказала ей тогда огром­ную услугу. Принцип Ламздорфа исчерпывающе объяснил нам, до какой степени противоречило интересам России образование на Балканах такого «значительного и независимого» врага. Ссы­лаюсь я здесь на этот эпизод лишь как на ярчайший пример могу­щества «идеи-гегемона». Мало того, что действовал он в этом слу- · чае совершенно независимо от интересов страны, он еще полно­стью им противоречил. И все-таки победил.

Торжество Славянской

идеи Конечно, реальность — и поведение Сер­бии — работали против него. Разгромив в ходе первой балканской войны 1912 года в союзе с Болгарией Турцию, бел­градская элита задумала — на этот раз вместе с Грецией — разде­лить Албанию. Последнему министру иностранных дел император­ской России Сергею Сазонову «пришлось, — по его словам, — просить сербское правительство не затруднять нам взятую на себя роль защит­ника сербских интересов». Как жаловался он в своих воспоминаниях, ему «выпала неблагодарная задача предостеречь сербское прави­тельство от излишних увлечений этим соблазнительным планом».²⁵

Тогда мольбы Сазонова помогли, тем более, что к ним присоеди­нила свой твердый голос Англия. Но уже в следующем году, когда Сер­бия организовала коалицию, включавшую даже её вчерашних закля­тых врагов турок, чтобы напасть на Болгарию, не помогло даже личное обращение императора. Напрасно взывал он к её «ответственности перед славянством». Как вспоминал впоследствии ПЛ. Милюков, «от­вет Сербии был таков, что его даже не решились напечатать».²⁶

Это был скандал. Тогдашний российский военный атташе в Афи­нах П.П. Гудим-Левкович писал: «Разгром Болгарии коалицией Тур­ции, Румынии, Греции и Сербии, т.е. славянской державы коалици­ей неславянских элементов с помощью ослепленной мелкими инте­ресами и близорукостью Сербии, конечно, рассматривается как полное крушение политики России, о чем говорят даже мне, русско­му, с легкой усмешкой и злорадством»²⁷

То были, однако, лишь цветочки. Опьяненная имперской идеей сербская молодежь, мешая все карты русской и европейской дип­ломатии, мечтала о войне с Австро-Венгрией. Объехав в 1908 году Балканы, П.Н. Милюков вспоминал, что «ожидание войны с Австри­ей переходило здесь в нетерпеливую готовность сразиться, и успех казался легким и несомненным. [Это] настроение казалось настоль-

С.Д. Сазонов. Воспоминания, М., 1991, с. 86.

П.Н. Милюков.

Воспоминания, М., 199¹. с. 370.

Глава седьмая Национальная идея

Е.Ю. Сергеев и АЛ. Улунян. Военные агенты Российской империи, М., 1999» с. 336.

ко всеобщим и бесспорным, что входить в пререкания на эти темы было совершенно бесполезно».²⁸ Могут ли после этого оставаться сомнения, что потрясший Европу шесть лет спустя выстрел сербско­го студента Гаврилы Принципа, смертельно ранивший австрийского эрцгерцога Фердинанда, едва ли выглядел ординарным терактом? Уж очень походил он на сознательную провокацию войны.