Россия и европейский империализм

«Бысть же в то время чюдо дивно, яко же во древьняя дни при Езекии цесари, егда приде Санахиримъ, асурийскый цесарь, на Иерусалимъ, хотя плѣнити град святый Ерусалимъ, внезапу изиде ангелъ Господень, изби и от полка асурийска 100 и 80 и 5 тысящь, и, въставше утро, обрѣтошася трупья мертвы вся. Тако же бысть при побѣдѣ Александровѣ, егда побѣди короля, об онъ полъ рѣкы Ижжеры, иде же не бѣ проходно полку Олександрову, здѣ обрѣтоша много множъство избьеных от ангела Господня. Останокъ же их побѣже, и трупиа мертвых своих наметаша корабля и потопиша в мори. Князь же Александръ возвратися с побѣдою, хваля и славя имя своего Творца».

Таким образом, шведский король, точнее – его наместник, уподобляется нечестивому царю Сеннахериму, полководец которого Рабсак поносил Господа Израиля: «Так скажите Езекии, царю Иудейскому: пусть не обманывает тебя Бог твой, на Которого ты уповаешь, думая: “не будет отдан Иерусалим в руки царя Ассирийского”. Вот, ты слышал, что сделали цари Ассирийские со всеми землями, положив на них заклятие; ты ли уцелеешь? Боги народов, которых разорили отцы мои, спасли ли их, спасли ли Гозан и Харан, и Рецеф, и сынов Едена, что в Фалассаре?» (Ис. 37: 10–12). Господь обещает праведному царю Езекии: «Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба Моего». И обещание исполняется: «И вышел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И встали поутру, и вот, все тела мертвые» (Ис. 37: 35, 36). Аналогичным образом совершается чудо во время Невской битвы: шведы были побиты Ангелом даже там, куда не могли пройти воины Александра Невского. Показательно, что Русь осмысляет себя как Новый Израиль, святой благоверный князь Александр Невский уподобляется праведному царю Езекии, Пелгусий-Филипп – пророку Исаие, а шведы – безбожным и жестоким ассирийцам, поносящим Бога Израилева.

Перейдем теперь к Ледовому побоищу.

После Невской битвы происходит, на первый взгляд, малопонятное событие. Князь Александр видит людскую неблагодарность: гордые и кичливые новгородцы после Невской победы указывают ему путь из Новгорода. Он смиренно оставляет новгородское княжение и удаляется в Суздаль. Исследователи не без основания видят в этой «крамоле велей» происки немецкой партии[80], которая желала удалить из города полководца, способного противостать натиску Ливонского ордена. Это весьма вероятно и соответствует ходу событий: сразу же после ухода князя в августе-сентябре немцы вместе с датчанами и примкнувшим к ним князем Ярославом Владимировичем нападают на Изборск и берут его штурмом. Взятие столь сильной крепости трудно себе представить без измены. Попытка псковичей отбить Изборск обернулась тяжелым поражением с гибелью 600 псковитян, что тоже наводит на определенные размышления. И, наконец, боярин Твердила Иванкович сдает немцам и их ставленнику Ярославу Владимировичу Псков. Показательна роль предательств в этих событиях. Ворота Изборска и Пскова отворили сторонники «немецкой партии», которая предала общерусское дело ради своих временных выгод, ради возможности свободно торговать с ганзейскими городами и получать прибыль. Из-за этого предательства и оказались возможны поражения и страдания, которые терпели новгородцы и псковичи в 1240–1241 годах.

Миниатюра из «Жития Александра Невского», входящего в Лицевой летописный свод (XVI век). Встреча русского и немецкого войска на Чудском озере.

Миниатюра из «Жития Александра Невского», входящего в Лицевой летописный свод (XVI век). Ледовое побоище.

Летопись и житие не рассказывает о расправе немцев с оппозицией во Пскове, но, зная их методы, можно предположить, что она была достаточно жестокой[81]

. Немцы захватили Копорье, Лугу, Тесово. Их разъезды показывались в 30 верстах от Новгорода, сея смерть и разрушения. Все это было бы невозможно или затруднено без деятельности изменников.

Новгородцы возвращают святого князя Александра, он смелым ударом выбивает немцев из Копорья, Изборска и Пскова и 5 апреля 1242 года выходит на лед Чудского озера.

Согласно «Житию», князь Александр Невский рассматривал битву с немцами как суд Божий: «Князь же Александръ воздѣвъ руцѣ на небо и рече: “Суди ми, Боже, и разсуди прю мою от языка непреподобна, и помози ми, Господи, яко же древле Моисию на Амалика и прадѣду нашему Ярославу на окааннаго Свято полка”».

Здесь, как и в молитве князя перед Невской битвой, мы вновь встречаем цитату из 34-го псалма, говорящую о Божием суде, и сходное сравнение крестоносцев с братоубийцей Святополком Окаянным. А библейские образы Моисея и Амалика (см.: Исх. 17) играют, как минимум, двойную роль: князь Александр выступает защитником Закона Божия и Правды Божией, а крестоносцы уподобляются язычникам-амаликитянам; при этом, уподобляя Александра Моисею, крестообразно простиравшему руки во время брани израильтян с амаликитянами, автор жития показывает: святой князь Александр является подлинным защитником Креста, в отличие от самозванцев-крестоносцев.