Россия и последние войны ХХ века

Думается, нетрудно понять, какую реакцию среди русских, украинцев, болгар Приднестровья возбудили первые же попытки прославления Антонеску, заявившие о себе на правом берегу Днестра. Однако негодование выразили не только они, но и молдаване, к тому же очень бурно. Ведь согласно основной легенде румынского национализма, они — это всего лишь, в лучшем случае, субэтнос румын, последние же в данной доктрине возводят свою генеалогию через римские легионы непосредственно к Капитолийской волчице, известная скульптура которой давно украшает Бухарест. И хотя римские легионы в основной своей массе состояли отнюдь не из италиков, а являли собой пеструю амальгаму всех этносов великой империи, в данном случае это не столь важно, ибо «волчица» здесь олицетворяет прежде всего западнолатинский вектор политических и культурных устремлений как таковой, в его резком противостоянии вектору восточнославянскому. Не зря же «римская гостья», теперь уже украсившая и Кишинев, обрела себе пристанище на бывшей Киевской улице, знаменательно переименованной в улицу 31 августа — день принятия Закона о языке, заменявшего молдавский — румынским и переводившего его на латинскую графику.

Левый берег латиницу отверг, и тем самым острую политическую актуальность обрела проблема, обозначившаяся еще задолго до Октябрьской революции и всех последовавших за нею бурных событий. Известный молдавский поэт и культурный деятель Алексей Матиевич писал в начале XX века: «Присоединение Бессарабии к России оказалось спасительным актом как для молдавского языка, так и для молдавского богослужения. К началу XIX века за Прутом началось пробуждение национального самосознания, которое, неся на своем знамени ту идею, что румыны являются потомками римлян и преемниками их доблести, приняло благодаря увлечению этой идеей крайне странные выражения, приведшие в конце концов к уничтожению национальных особенностей жизни и языка… Стремясь создать из румынского какой-то новолатинский язык, латинизаторы беспощадно выбрасывали из него веками укоренившиеся славянские и греческие элементы, заменяя их латинскими, а в случае невозможности — итальянскими и в особенности французскими… Молдавские богослужебные книги были оставлены и забыты». И далее — самое важное, быть может, в свете роковых для этого региона событий конца XX века: «От этой трагедии национального быта и богослужения Бессарабия была избавлена Россией, к которой она перешла в 1812 году».

Любопытно в этой связи и такое вот свидетельство знатного бессарабского эмигранта А. Крупенского. Казалось бы, человек, не принявший революцию, мог только приветствовать уход Бессарабии из-под «ига большевиков». Однако в 1921 году Крупенский писал совсем иное: «Питая сердечные симпатии к доброму румынскому народу и будучи сам молдаванином, я искренне надеюсь, что Румыния будет благополучно существовать и без Бессарабии и что это не помешает ей быть в будущем богатой и счастливой». Велико же должно было быть ощущение угрозы для молдавской идентичности, если оно заставило эмигранта, пусть и в мягкой форме, попытаться увести свою родину из-под румынской опеки!

На эту угрозу со всей силой среагировали приднестровские молдаване, когда резко и агрессивно заявил о себе НФМ. Грубую русофобию [551]

он соединял с не менее резко выраженным стремлением стереть всякое воспоминание о собственно молдавской идентичности, а утверждение румынского языка открыто считал реваншем, наконец-то состоявшейся победой «латинства» над «славянством».

«Быть румыном, думать и чувствовать по-румынски означает заявить во всеуслышание о благородном своем происхождении, о естественной гордости за сохраненное имя, указующее на твоих древнеримских предков. Это значит говорить на румынском, даже если кое-где кое-кто называет его молдавским языком, который не только является прямым потомком прославленной латыни, носительницы великой мировой культуры, но и языком-победоносцем. Да, победоносцем, потому, что в вековой борьбе со славянскими диалектами [552] и с другими языками он вышел несомненным победителем», — так писала в сентябре 1990 года кишиневская газета «Цара», рупор НФМ, выражая этот блок настроений.

Весьма проницательно суть этого мало кем замеченного в России конфликта внутри самой молдавской общности описал в своей фантастической повести «Лаболатория» [553] писатель Сергей Белкин, сам ранее житель МССР. В повести речь идет о некоем проекте «Бесагрария», таинственные авторы которого намереваются превратить территорию республики в поле эксперимента по тотальному разрушению исторической памяти и, стало быть, личности народа.