Россия и последние войны ХХ века

Точка зрения, согласно которой следовало Германию немного «подкормить» — в лице которой хотели иметь надежного и управляемого партнера в Европе, а это было невозможно без удовлетворения хотя бы некоторых из ее амбиций*, - победила и в колебавшихся вначале США. Судьба Югославии была предрешена. Оставалось дать процессу ее расчленения соответствующее обеспечение, каковым и стал миф конца XX столетия о «великосербском фашизме». Идеологическая кампания была проведена так агрессивно, оперативно и умело, что миллионы людей в мире и сегодня искренне полагают, будто война началась лишь по вине воспитанных на «кровожадной» поэзии Негоша, всегда неуемных сербов*, без всякого повода набросившихся на своих миролюбивых и жаждущих национально-культурного плюрализма соседей, вынудив последних к самообороне и, в конечном счете, сецессии.

То, что эта умилительная картинка никак не подтверждается ходом реальных событий и даже буквально выворачивает его наизнанку, сегодня, похоже, мало кого заботит. Война в Боснии и Герцеговине, а затем в Косове отодвинула на задний план начало пути к войне. А ведь события того, такого недавнего, но уже изрядно подзабытого прошлого неопровержимо свидетельствуют: если бы призрак усташско-германского союза не материализовался буквально в мгновенье ока и на глазах [750]

ошеломленных сербов, нового схождения на «третье адово дно», весьма вероятно, удалось бы избежать.

Демонический миф о Сербии, созданный западной пропагандой, утверждает, что единственной причиной кровавого разворота событий на Балканах в последнем десятилетии XX века стало «великодержавное» ее стремление любой ценой удержать стремящиеся к сенцессии части федерации. Это, в общем-то, совершенно естественное для любого государства стремление само по себе было сочтено чудовищным преступлением; однако в тень были задвинуты факты, говорящие скорее об обратном, о том, за что в Югославии многие укоряли и до сих пор укоряют Милошевича — о недостатке упорства в отстаивании целостности Югославии, что многие наблюдатели объясняют тайным стремлением лидера Сербии «скорректировать» границы рыхлой СФРЮ и сделать ее более компактно-сербской**. В качестве подтверждения ссылаются и на его некие тайные договоренности с лидером Словении Миланом Кучаном, а позже — на такие же переговоры с Туджманом о разделе Боснии и Герцеговины.

Как бы то ни было, весь ход событий, начиная с 1990 года, показал, что главной силой сопротивления распаду были сербы не самой Сербии, но те, кто оставался на отделяющихся территориях [751]

и кто снова увидел над собой усташский нож. Точно так же весь ход событий неопровержимо свидетельствует о том, что именно отказ международного сообщества в праве на самоопределение тем [752], кто ни под каким видом не соглашался остаться на отделяющихся территориях, можно считать первопричиной конфликтов. В этом смысле генезис войны в Хорватии и Боснии и Герцеговине был таким же, как и в отделившихся республиках бывшего СССР, но опирающимся на еще более жестокие воспоминания.

* * *

Любой, кто наблюдал развитие югославского кризиса с момента его вступления в острую фазу, не мог не обратить внимания на разительное несходство развития ситуации в Словении и Хорватии — тем более разительного, что сепаратистский процесс развивался в обеих республиках параллельно и порою даже синхронно.

Уже в 1990 году Союз коммунистов [753]

Словении, позже трансформировавшийся в Партию демократического обновления, объявляя в своей программе о «словенской весне», выдвинул лозунг: «СК Словении — за конфедеративную Югославию» и настоятельно подчеркнул право республики на отделение [754] и суверенитет.

Хорватия же, в принятой в декабре 1990 года Конституции в ст.140 провозгласила: «Республика Хорватия остается в составе СФРЮ до нового соглашения югославских республик или до тех пор, пока Хорватский сабор не примет другого решения». В этой же статье дальновидно утверждалось право Хорватии защищать свою целостность — проблема краинских сербов уже остро давала о себе знать, и поэтому принимались превентивные меры.