Россия и последние войны ХХ века

Констатация эта, масштабность которой очевидна с первого взгляда, предстанет еще более значительной, будучи соотнесена с той фундаментальной геополитической доктриной, которой США следовали на протяжении, по меньшей мере, столетия. Эта доктрина легла в основание самого замысла Pax Americana [47], и вне связи с ней ускользает глубинный смысл многочисленных локальных войн периода после Второй мировой войны. В том числе и последних войн XX столетия. Изъятые из этого макроформата, они предстают хаосом не связанных друг с другом мелких, хотя и трагических событий. А это, в свой черед, блокирует возможность выбора Россией целостной стратегии поведения и переводит ее в режим ситуативного реагирования — заранее обреченного на поражение.

Континент и Океан

«Главный геополитический приз для Америки — Евразия», — без всяких дипломатических тонкостей пишет З. Бжезинский в «Великой шахматной доске» и подробно обосновывает эту главную мысль своего сочинения. Европа, по его оценке, «служит трамплином для дальнейшего продвижения США в глубь Евразии. Расширение Европы на Восток может закрепить демократическую победу 90-х годов».

И снова — настойчиво: «Прежде всего, Европа является важнейшим геополитическим плацдармом Америки на евразийском континенте».

Плацдармом для чего? Бжезинский, давший своей книге подзаголовок «Господство Америки и его геостратегические императивы» и посвятивший ее своим студентам — «чтобы помочь им формировать очертания мира завтрашнего дня», — вовсе не скрывает, что речь идет об оттеснении России с того места, которое она занимала в Евразии и, соответственно, о весьма чувствительном урезании ее пространства. В этом американский натиск на Восток прямо наследует тому, который вела Европа на протяжении едва ли не целого тысячелетия. И об этом Бжезинский тоже пишет вполне откровенно: «На политическом и экономическом уровне расширение соответствует тем по своему существу цивилизаторским целям Европы, именовавшейся Европой Петра*, которые определялись древним и общем наследием, оставленным Европе западной [48] ветвью христианства».

Хочется думать, что история гражданами России еще не забыта настолько, чтобы сразу же не припомнить, кто, от времен Карла Великого, вытеснившего славян с Лабы [49]

, и вплоть до Второй мировой войны был лидером и флагманом такого Drang nach Osten.

Да Бжезинский и сам называет имя, подчеркивая, что именно Германия является главным союзником США в созидании нового мирового порядка и их «субподрядчиком» в Европе. В награду ей обещается зона влияния, точно покрывающая ту, которая как раз и была предметом ее многовековых вожделений и«…может быть изображена в виде овала, на западе включающего в себя, конечно, Францию, а на востоке она охватывает освобожденные посткоммунистические государства Центральной и Восточной Европы республики Балтии, Украину и Беларусь, а также частично Россию».

На приложенной карте это «частично» охватывает русскую территорию почти до Волги. И здесь стоит напомнить, что кайзер Вильгельм II еще 8 ноября 1912 года говорил о необходимости конечного решения вопроса между немцами и славянами. «А в 1915 году, — пишет Никола Живкович, комментируя книгу Гельмута Вольфганга Канна «Немцы и русские», — 325 немецких профессоров подписали петицию своему правительству, в которой потребовали от него выдвинуть ультиматум: чтобы граница между Германией и Россией проходила по Волге!»

Продолжение и последовало под Сталинградом: как показали недавно открытые для изучения немецкие архивные документы*, еще при подготовке Первой мировой войны Германия в отношении России руководствовалась по существу такими же идеями и принципами, что и Третий рейх, который довел их до полного логического завершения. Так, главный тезис записки, озаглавленной «Новая земля на востоке», гласил: «Нынешняя война является решающей схваткой во имя становления культуры Европы». И далее еще интереснее и актуальнее: «Бездонная пропасть между азиатско-монгольской и европейской культурами разделяет германца и московита — здесь невозможно никакое взаимопонимание! Напротив, с нашими западными противниками налицо вероятность примирения в рамках единой культуры… Как только мы добьемся для себя свободы мореплавания, мы сможем упорядочить наши отношения с Англией; с Россией же примирения не будет никогда [50]. В этом вся разница».

Все предпосылки нового контура НАТО уже наличествуют здесь, включая даже и такой поразительный факт, что России уже тогда клеился ярлык «коммунистической угрозы» — под каковой понималась преобладавшая в ту пору в стране общинная форма крестьянской собственности на землю**. Так что даже и в своем яростном антикоммунизме «холодная война» соотносилась не только с СССР, но прежде всего с Россией как особой и абсолютно неприемлемой для Запада формой организации исторической жизни входящих в нее народов.