Россия и русские. Книга 2

Для всех, кто видел ожесточенную борьбу Ленина, Сталина и Хрущева с религией, самым большим сюрпризом в политике новой компартии являлся взятый ею курс на примирение с православным христианством. С распадом империи исчезли последние барьеры, разделявшие эти две системы мировоззрения. Зюганов заявлял, что русские продолжают оставаться людьми, приверженными идеям равноправия и коллективизма, и что социализм уходит корнями как в учение Христа, так и в теорию Карла Маркса. Кроме этого, по его мнению, православие сыграло ведущую роль в создании русской государственности и всегда способствовало ее возрождению в тяжелые моменты российской истории, когда власть государства ослабевала. Православие являлось главным проводником грамотности, просвещения и культуры. Теперь России угрожал импорт низкосортных продуктов западной массовой культуры в виде порнографии и поп-музыки, а великие традиции России в области науки и образования засыхали на корню из-за недостаточной государственной поддержки. Горбачев и Ельцин совместно предали Россию западным державам, которые теперь готовились превратить своего былого соперника в обнищавший сырьевой придаток и хотели ослабить его как военными, так и духовными средствами^{478}. Ко времени выборов в декабре 1995 г. эта концепция получила еще больший отзвук в умах российских избирателей, чему способствовали планы расширения НАТО на восток с целью последующего включения стран, бывших ранее членами Варшавского Договора. По итогам этих выборов коммунисты вернулись в Государственную думу, приобретя там подавляющее бол ьшинство голосов по сравнению с другими партиями.

Экономическая реформа и ее результаты

Горбачеву так и не удалось вывести страну из кризиса, характеризовавшегося всеобщим дефицитом и инфляцией, вызванными проведением его реформ. Некоторые его советники рекомендовали ему решительнее продвигаться по пути создания свободной рыночной экономики, но Горбачев не смог пойти дальше полумер. Когда к власти в стране пришел Ельцин, никаких отклонений в отношении проведения реформ уже не было. Никто больше не говорил о «третьем» пути развития, пролегавшем якобы между социализмом и «разнузданным» капитализмом. Ельцин был полон решимости без всяких колебаний идти к рынку по пути, уже проложенному Польшей, используя методы так называемой шоковой терапии. В речи, произнесенной 28 октября 1991 г., он провозгласил, что процесс приватизации государственной собственности будет ускорен, цены будут выведены из-под контроля государства, курс национальной валюты стабилизируется, государственные субсидии будут значительно урезаны, а бюджет страны станет сбалансированным.

Для реализации этой программы Ельцин сформировал команду из молодых (в основном тридцатилетних), уверенных в

себе экономистов из Центрального экономико-математического института во главе с Егором Гайдаром, который незадолго до этого учредил Институт по изучению вопросов перехода к рыночной экономике, служивший «мозговым центром» экономической реформы. Они были последователями идей Хайека, Фридмана и госпожи Тэтчер и сторонниками польского реформатора Лешека Бальцеровича. Молодые реформаторы утверждали, что Россия — не какая-то особенная страна и подчиняется таким же экономическим законам, что и все остальные государства. Они настаивали на немедленном отказе от губительной практики государственного социализма (и от всякой модели социализма вообще), считая, что любое промедление только продлит агонию переходного периода.

Они полагали, что быстрый переход к рынку позволит не только восстановить эффективность экономики, но и обеспечит политические свободы. Как любил говорить Анатолий Чубайс, цитируя своего «учителя» Хайека: «Рыночная экономика — это не просто самый эффективный способ использования финансовых и природных ресурсов... он предполагает существование свободного общества, состоящего из независимых граждан»^{479}

.

Тот факт, что «мальчики в розовых штанишках», как их скоро окрестили оппоненты, заняли стратегические посты в государстве, был сам по себе парадоксальным явлением. До недавнего времени разработанные ими модели представляли лишь академический интерес, они казались такими же далекими от реальности, как какая-нибудь занимательная игра, игнорирующая действительность. Более того, будучи по убеждению демократами, мандат на проведение реформ они получили не от парламента, не от политических партий или каких-либо институтов гражданского общества, а от самого президента, который к тому же фактически ввел прямое президентское правление. Хотя Гайдар и был назначен на должность заместителя премьер-министра, они вряд ли видели себя в качестве политиков — скорее специалистов, нанятых для того, чтобы выполнить работу, которую «завалили» их предшественники. У них не было иллюзий в отношении жесткого противодействия, которое они встретят в своей деятельности.